Мешкова дома не оказалось, он свалил бочку для горючего перед воротами и куда-то уехал, — благо лошадь попала в его руки, — Ванюш заметил свежий след на траве. Открыл калитку, посмотрел. Под сараем увидел примерно с центнер многолетних трав. На ворохе травы лежала собака, а рядом, уткнувшись носом в свежую зелень, скорчившись, — Маськин. Собака залаяла. Иван проснулся, приплелся к воротам.
— Пожалуйте, я за хозяина. — От него, как всегда, несло сивухой. Вид у него был злой, недовольный, — наверное, не удалось опохмелиться. — Мешков со своей квашней на базаре, — объяснил он.
Надо бы, наверное, взять Маськина за шиворот и встряхнуть так, чтобы дух занялся. Да разве это поможет? Ванюш спросил сухо:
— Как это на базар, когда ни капли горючего не подвезли?
— Неужто в такую погоду пашет тракторист? Прухха же не пахал в дождь.
Ванюш спросил:
— Чего ж ты не в избе, а здесь валяешься?
— Дом-то они запирают. А как же, у кума добра-то ой-ой-ой!
— Придержи собаку, — приказал Ванюш и шагнул к сараю.
— Она уж и не хочет лаять, не тронет. Видишь, я с ней рядом сплю.
— Почему? Овчарка же.
— Он ее перестал кормить, говорит, пусть поживет голодной, злее будет. Ослабла она.
Ванюш осмотрелся, прошел подальше и на сушилке, сделанной из ободранных липовых жердей, увидел до крыши наложенную траву. Были там и овсяные снопы.
— Иван Петрович, не поможешь перекинуть на сушилку? — показал Маськин на траву, сваленную во дворе. — Я чего-то обессилел, не смог поднять. К рассвету привезли. По нечаянности заснул. — Он взял вилы, подцепил небольшую охапку, но покачнулся, закашлялся.
— Не трогай, пусть тут лежит.
— Почему ей тут лежать? Он мне велел на сушилку…
— А я говорю, не трогай.
— Ладно, коли так. Мое дело такое: сказали — сделал… Тракторная лошадь-то теперь у кума. Кормить ее надо?
— Кормить надо, но не дома и не ездить на ней на базар, срывая подвозку горючего. — Ванюш так взглянул на Маськина, что тот засуетился, не знал, куда вилы положить.
— Ты уж, Иван Петрович, на меня так не смотри…
— А как на тебя смотреть? Ты был членом ревизионной комиссии, а теперь стал соучастником расхитителей.
Маськин не на шутку струхнул. Провожая Ерусланова за ворота, шепнул, что Мешков поехал не на базар, а отвозить Сухви и Чегесь на станцию. Ванюш, как только услыхал имя жены, побледнел так, будто перед его глазами близкий человек умирал.
— Не вру, до рассвета здесь гуляли. Ты только не знал, — уверял его Маськин. — А твоя-то бывшая так научилась светленькое в ротик опрокидывать — смотреть любо. Сама поправилась, кругленькая вся, розовенькая. Правду говорю, еще красивше стала. А поет лучше, чем соловей, что по утрам на задах у Савки Мгди заливается.
— Не она, наверное, была. Ты перепутал спьяна, — решительно сказал Ванюш.
Маськин ударил в грудь слабым кулачком:
— Зря словами бросаться, что ли, буду? Мне все равно конец. — Маськин опять закашлялся и растерянно сказал: — Мне жить надоело.
— Почему же это вдруг?
— Не спрашивай, братец.
Ванюшу было не до горестей Маськина. Он решил зайти к теще, узнать, на самом ли деле приезжала Сухви, почему ему не сообщили. Но дом Лизук был заперт на замок. Он посмотрел на траву. Действительно, был тут след телеги, такой же, как перед воротами Мешкова. Он решил узнать, во сколько будет поезд, заторопился в сельсовет к телефону. По дороге ему встретилась соседка Лизук и не таясь сказала, что Сухви приезжала на одну ночь, просила Ванюшу не говорить. Чегесь к ней присосалась как клещ и увязалась за ней в город, вроде как на работу устраиваться. Хочет городской майрой заделаться. Соседка что-то еще хотела шепнуть, но Ванюш спешил к телефону. Да напрасно. Со станции ответили, что поезд ушел с полчаса назад. Ванюш больше всего беспокоился теперь за мать. Узнает — совсем от горя сникнет. А кто-нибудь обязательно проговорится, на селе новость не утаишь, да и сам не думал скрывать от матери. Но как сказать об этом?
Горе горем, а трактор-то стоял. Для него нужно было горючее.
— Где выездная? — спросил Ванюш у конюхов.
— Отдыхает. Вы же распорядились наряжать всех выездных на работу. И кроме того, ей приходится свое дело делать.
Ерусланов объяснил конюхам, зачем нужна лошадь.
— Срочное дело, стало быть, — согласились конюхи и стали запрягать. — У Мешкова надо лошадь отнять, — ворчали они.
Ванюш хотел ехать сам, но Кирка Элексей возразил:
— Зачем тебе? Давай я съезжу. Где документы?
— В том-то и дело, что талоны на горючее Мешков с собой увез. Надо договориться там, на месте.