Подошла Плаги-ака, дернула Ванюша за рукав:
— Иван Петрович, что же это ты к быку не заглянул? Он совсем взбесился, шипит, как банный камень обрызганный, вышвырнул весь корм из колоды, меня убирать не впускает.
— Э-э, да я позабыл, точно позабыл. — Ванюш смутился, почему-то обрадовался, пошел в стойло к быку.
Когда он вернулся, одна доярка спросила, почему Мешков разъезжает на колхозной лошади куда захочет. Ерусланов объяснил, что его назначили подвозить горючее. Женщины возмутились:
— Знаем мы, как он подвозит! Дали бы лучше лошадь сюда, воду бы подвозили. А то руки у нас отваливаются. Одна лошадь не успевает.
Ванюш обещал похлопотать и об этом.
…Когда он пришел в правление, было поздно. Наряды уже раздали. Бригадиры и Салмин были еще здесь.
— Завтра нам придется ответ держать перед новым главным агрономом МТС, — сказал Ванюшу Салмин. — Садись, закури. Хорошие папиросы.
— Я хотел совсем с куревом распроститься. Маме от дыма душно. Да вот не сумел. Многое я что-то не сумел, — прибавил он горько.
— Да ведь не один ты. Умелых-то в этих делах немного, — сказал Салмин сочувственно. — Кури пока, все-таки утешение.
Ванюш жадно затянулся. Спросил, почему придется ответ держать, за что.
— За посев на зеленую массу, — ответил сдержанно Салмин. — Говорят, мы опять без разрешения райисполкома… Одним словом, зря потратили трудодни, семена и прочее.
Ванюш вздохнул, беспокойно пересел с места на место.
— Жалобу накатали, значит. Мстят мне, я так и думал. А за что, в сущности? — спросил он. И сказал уверенно: — А впрочем, есть за что, — и даже немного повеселел.
— За посев, я думаю, оправдаемся, — сказал Салмин. — Есть еще другое.
— Что?
— Деньги нам вернули, не хотят давать машину.
— Не хотят? — переспросил Ванюш. Встал, пошел к ведру с водой, напился. — Это еще не значит, что не дадут. Что они, не понимают, с каким трудом заработали мы эти деньги?.. Нет, пусть товарищ Митин знает, что мы с таким же упорством будем добиваться машины… Если вы одобрите, я чуть свет — в райком. Нам же выделили машину за перевыполнение плана по сдаче молока в третьем квартале. Что они, забыли?
— В райисполкоме толкуют по-другому. Дескать, в районе есть колхозы, сдавшие молока больше, чем мы, — сказал Салмин.
— Но мы же не имеем ни одной машины, это раз. Мы же из прорыва выходим — два. Тут что-то не по-партийному, — возмущенно сказал Шурбин.
Пока в правлении шел тревожный разговор, доярки кончили работу, оставили Плаги-аку на ферме, а сами все вместе пошли навестить Спани. Ворота были закрыты на засов. Овцы и старая коза терпеливо стояли, ожидая, когда их впустят во двор. Женщины постучали. Никто не ответил. Тогда Нинуш, легкая, тонкая как девушка, перелезла через заборчик, открыла калитку.
Тихо вошли они в избу. Двое помогли Спани слезть с печки, другие сбегали за водой, напоили скотину, поставили самовар, начистили картошки для супа. Разложили на столе принесенные гостинцы, усадили Спани за стол. Как только вскипел самовар, разлили чай по стаканам, вымыли тарелки, ложки. Наконец тетя Мархва сказала:
— Не нам бы это все делать, а сношке.
— Ей некогда, она все по городам разъезжает, — сказала другая, помоложе.
Спани сразу растревожилась, стала лекарство пить, которое сын приготовил. Но женщины сумели успокоить ее ласковыми словами, тему разговора изменили.
Поругали Шихранова за то, что многим молодым дал справки для выезда из села. Упрекнули родителей, что плохо детей воспитывают, и опять до Лизук дошли: плохо воспитала, дескать, дочь. Сказали и о том, что Сухви на этих днях приезжала.
— Ах ты бог, неужто? — Спани чуть не выронила из рук блюдце с чаем. — То-то Ванюш убитый ходит, пуще чем прежде.
— Я бы такую сноху на порог не пустила, пока б она прощения у меня не выпросила, — сказала Мархва решительно. — А ты еще, Спани, из-за нее вся высохла.
— Бесстыжими стали. Эта Чегесь может любую сманить, — сердито сказала Нинуш.
— Я сама видела, что она выкомаривала в доме у Мешковых. В окно все было видно. И ноги у нее тонкие, как у козленка. Мужики на нее даже не смотрели. На красивую Сухви все поглядывали. А Сухви совсем голову потеряла.
Женщинам никто не мешал вдоволь наговориться. Ванюш все не приходил из правления.
Наконец и кончилась беседа. Одна взяла нестираное белье, другая сменила наволочки и простыни на постели, третья обещала чуть свет прийти пол вымыть, четвертая — истопить баню. Две старшие решили сходить к матери Сухви и как следует отчитать за беспутную дочь. Так и назвали они жену Ванюша — беспутной, правда, попросили прощенья у Спани. Мать Ванюша на этот раз за сноху не заступилась. Поблагодарила женщин за помощь.