— Разбойники! Трофимов меня убивать пришел, грабеж!
— Еким, не обращай внимания на него, он пьяный, — спокойно сказала Елвен. — Если бы не я, он бы давно пропал… Как нехорошо получилось. Ты нас извини.
— Дай еще рюмочку, и я пойду. — Трофимов выпил, закусил, поспешно взял шляпу, покачиваясь вышел из избы во двор. Там увидел Матви, сидящего на земляной завалинке. В ногах у него валялся сломанный черенок лопаты.
— Улепетывай, свистун! — невнятно бормотал он, пряча руки в рукава.
Настала ночь, заморосил дождь. Похолодало.
Анись возвращалась домой с дальнего поля. Войдя во двор, вдруг увидела лежащего на земле человека в одной рубашке.
Анись сейчас была такая добрая… Что она видела в родном доме? Скандалы между родителями, пьяные потасовки, грубость… И родная матушка обновы покупала, а ругала из земли в землю. И никогда-то никто в доме у них не радовался. Никто друг другу ласкового слова не сказал. Так тяжело ей было. А ребята все такие дружные и с ней хорошо говорили. Нынче в первый раз, кажется, было ей так легко, так весело.
— Мама! — крикнула она.
— Доченька, я это.
— Папа, что ты тут лежишь?
Матви что-то говорил, но понять было трудно. Он совсем окоченел, весь дрожал. Анись с трудом подняла отца и повела в избу. Мать встала с постели, подошла к ведру, выпила холодной воды.
— Зачем притащила его? С добрыми людьми поладить не может, вшивый! — плюнула она на мужа и, погасив свет, легла на перину.
— Пусть лежит у порога, положь его туда, — послышался ее злой голос. — Перед хорошими людьми за него пришлось мне краснеть, бродяга, бессовестный! — И пошла, пошла ругаться. Будто тяжелые жабы, падали грязные слова. Анись упала ничком на кровать, плакала, плакала от тяжелой обиды. Впервые по-настоящему почувствовала она всю страшную ложь родного дома. Родного!.. Нет, здесь жить нельзя. Бежать, завтра же бежать, бросить все и бежать…
С этим неожиданным и тяжелым решением она уснула.
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
Собрание проводили днем, в обед. Первым пришел Салмин. Перешагнув порог, посмотрел на свои старые кирзовые сапоги, не очень ли грязные, и быстро прошел в кабинет председателя. Шихранов сидел за столом и что-то писал.
— Сергей Семеныч, где будем собираться?
— В парткабинете.
— Не тесно ли будет?
— Да кто придет?
Шихранов бросил ручку на стол, выпрямился, потер ладонью живот. Салмин спросил:
— Что пишешь?
— Выступление. Все вопросы охватил, о животноводстве дописываю.
— Газеты внимательно читаешь?
— Какое там читать, дышать времени нет. До зимы уж погодить придется с чтением. — Шихранов важно замолчал.
Салмин спокойно посоветовал:
— Найди время.
— Сам знаю, — проворчал Шихранов, недобро покосившись на Салмина. Тот вышел.
Вошел Трофимов.
— Сергей Семеныч, мне тоже выступать на собрании?
— Конечно, ветработнику надо активно участвовать.
Обрадованный Трофимов, не закрыв дверь, выскочил из кабинета, закричал вслед Салмину:
— Ефрем Васильич, на собрании мне выступать? С вашей стороны какие указания будут?
— Никаких указаний. Выступай, как думаешь.
— Тезисы выступления хотел, чтобы вы утвердили. Мое выступление с критикой будет, это вам известно.
— А про самокритику не забыли, товарищ Трофимов?
— Ее в первую очередь разверну.
Все-таки, видно, он остался недоволен. Ворча что-то про себя, прошел обратно в правление. Тут он увидел Анись.
— Парторг от меня на сегодняшнем собрании ожидает критических выступлений, — сказал он ей. — Пора понять.
Анись, не поднимая покрасневших глаз, ответила с досадой:
— Уймись, постылый. Отец из-за тебя тяжело заболел.
— Почему из-за меня?.. Жаль, он не скотина, я бы его вылечил.
— Ты ягненка не вылечишь, лекарь! — Анись брезгливо отвернулась.
— Вы мне не указывайте. — Трофимов поманил пальцем девушку. — Мои акты его от тюрьмы оберегли. Не забудь.
— Слушать не хочу! Отца совсем запутал, — тихо и зло сказала Анись.
Народу собралось много, как никогда. За столом президиума был пока один Салмин. В первом ряду, среди других, сидела женщина лет тридцати пяти — Александра Егоровна Шишкина, председатель сельсовета. Некоторые ее еще называли девичьим именем — Санюк. Она была беременна, старое пальто едва сходилось на располневшей фигуре, лицо было худое, живое, умное. Карие глаза смотрели доверчиво и ясно. Рядом с ней сидела девушка в пуховом платке и новом синем пальто, круглолицая, со вздернутым носиком и смешливым маленьким ртом. Большие веселые глаза ее были темно-серые, редкие у чувашек. Это новая учительница Нина Петровна.