— Без предварительной подготовки я не умею, не могу выступать.
— На прошлом собрании мы по животноводству хорошие решения приняли, давайте их проверим. С этого и начнем, — предложил Салмин. — А то что же говорить…
— Языки отколотили, говоривши, — проворчал Шурбин.
— И в самом деле, — решительно сказал Ильин, обведя всех глазами. — Завтра рано утром пойдемте на ферму, поговорим с животноводами.
Все согласились.
— Еще вот что, — сказал Ильин. — Хлебопоставки вы выполнили, выполнили и мясопоставки, а поголовье у вас значительно сократилось. Такое положение нормальным считать нельзя. Это значит, что коммунисты не вникают в экономику артели.
В комнате тишина. Люди опустили головы. Шихранов ликовал: «Вот накручивает хвост Салмину. Так и надо ему…»
А Ильин говорил озабоченно:
— Предколхоза, с тех пор как заболел завфермой, на ферму и не заглянул и к Ерусланову не зашел. Это бездушие, по-другому не назовешь.
Шихранов скривил рот.
— Нечего скрывать, — согласился он. — Нечего скрывать, Маськин на ферму только в девять часов приходит, ведет себя как начальник конторы, какие-то графики вывесил.
Все неодобрительно посмотрели на Маськина. Тот сердито спросил:
— Зачем же меня туда поставили? Руководить? Я и руковожу. Я у вас на ферму не просился.
— Не руководить, а работать тебя поставили, — заметил Шихранов.
— А ты сам когда в коровнике последний раз был? — засверкал глазами Маськин.
Шихранов поднялся с места. Одну руку положил на живот, укоризненно покачал головой.
— Сергей Семенович, пусть говорят, не мешайте, — попросил Ильин.
А сам мучительно думал, где же взять корма, хоть и понимал, что не помогут тут они, не в кормах дело. Корма — это сейчас, временно, немедленно, а помочь всему может только настоящий артельный хозяин. И думать надо только о том, кого поставить. Так, чтобы народ ему поверил и за ним пошел.
Разошлись по домам очень поздно. Степан Николаевич в ту ночь до зари не мог заснуть. Его тревожило положение в «Знамени коммунизма». Ведь название и то обязывает. Измученный бессонницей, он встал с постели, открыл форточку, закурил.
Когда утихли третьи петухи, он услышал шаги по улице и торопливую речь: «Вы его хлеб без меня ни зернышка не отдавайте». — «Без суда забрать и отдать хлеб Трофимова у меня права нет…»
Ильин понял: это Шихранов и жена ветсанитара. Только почему же они вместе? Неприятно ему стало, как будто подслушал.
Перед рассветом он задремал, но всего на несколько минут, наверное.
— От дум человек сна лишается, говорят. Почему так рано встали? Старуха только блины наладилась печь, — сказал хозяин.
На кухне трещали дрова в печке. Хозяйка скоблила сковороду бруском.
— Спасибо, тороплюсь.
Ильин вышел.
Посредине улицы на свежем снегу отпечатались следы бот на высоких каблуках и больших кожаных сапог. Ильин направился к ферме, почему-то брезгливо обходя эти следы.
Шишкина и Салмин уже были на ферме, увидав его, обрадовались.
— И не отдохнули, наверное?
— Сон за деньги не купишь, — пошутил Ильин. — Шихранов где?
Председатель приехал на узорных санках.
— Я у вашей квартиры останавливался, а вы уже здесь, оказывается, — сказал он Ильину. — Не нужно было пешком ходить, все же далеко. — И, стараясь втянуть живот, держаться строго и подтянуто, заспешил вслед Ильину. Тот не оглядывался.
КРЕПКОЕ ЗДОРОВЬЕ — БОГАТСТВО
Перед Новым годом еще пуще похолодало. Почти каждый вечер пурга. К утру около домов — сугробы, пока снег не разгребешь — не выберешься.
Ванюш уже начал ходить. Надел черную дубленую шубу с белой оторочкой, на шею повязал теплый шарф, взял в руку деревянную лопату и вышел за ворота.
— Бог в помощь! — сказал ему дедушка Кэргури, проходивший по улице.
— Спасибо. Подождите, дедушка. — Ванюш оперся на черенок лопаты.
Дедушка Кэргури остановился.
— Ванюш! И не узнал тебя: очень ты подурнел. Ну, ничего, здоровье было бы. Молодое тело быстро нарастет.
— Теперь поправлюсь. Вот снег кидать вышел. — Ванюш с трудом улыбнулся — прежняя веселость еще не вернулась к нему. — Сами как поживаете?
— Скрипим понемногу. Напугал ты своей болезнью, сынок. Здоровье — богатство, говорят. Ну ладно. Тебя повидал, пойду старуху порадую.
В телятнике Спани кормила крохотного теленка. Тот фыркал прямо в чашку и разбрызгивал молоко.
Ветсанитар, стоя в стороне, наставительно говорил: