Запели новую песню, слова еще знали плохо, стали просить:
— Сухви, ты уже выучила, научи нас!..
— Ванюш, а ты дирижируй! — крикнул Ягур, подбирая на гармони мотив.
— Хорошо, давайте все вместе. — И Ванюш с Сухви затянули песню. Складно и сильно звучали их голоса. Они стояли в середине круга, плечом к плечу. И все любовались ими.
Тут была и учительница, Нина Петровна. Она стояла как раз напротив Ванюша и пристально смотрела на него своими голубыми глазами, словно и не замечая Сухви.
Когда кончилась песня, она подошла к Ванюшу, все так же, не замечая Сухви, несмело, как школьница, пожала ему руку и попросила почаще собирать молодежь, разучивать песни. Потом взглянула на Сухви, смутилась, протянула ей руку. Но Сухви руки не подала, сдержанно кивнула. Ванюш, улыбаясь, посмотрел на Сухви, сказал: «Ну что ж, давай поможем. Хотя я ноты не совсем хорошо знаю, но вместе научимся». Сухви пробормотала невнятно: «Нет времени» — и, глянув быстро, исподлобья, пошла к подругам, усевшимся на длинных скамейках рядком, как птицы на крыше. Учительница еще раз поблагодарила Ванюша, отошла к своим ученикам.
Сухви поправила платок, как бы нечаянно взглянула туда, где сидела учительница, тревожно вздохнула. Место рядом с ней пока пустовало. Ванюш стоял с парнями у окна, под приоткрытой форточкой, курил. Ягур что-то рассказывал, и все хохотали. Потом он поднял воротник, нахлобучил малахай, так что лица почти не стало видно, прищурился, сморщил губы и нос, сказал строго:
— Раз вовремя нет картины, составляю акт. Пора понять, товарищ директор клуба.
Все расхохотались еще веселее, еще громче.
Но некоторым девушкам не до шуток было.
Сухви стояла мрачная. Манюк окликнула ее:
— Что с тобой случилось?
— Нехорошо вроде.
— Пойдем выйдем.
— Я одна.
Сухви вышла на крыльцо. Смотрела на знакомую улицу и дома по обе стороны, удивилась: все ей теперь казалось чужим и почему-то грустным, даже деревья, которые они высадили около клуба. Голые сиротливые ветки стыли на морозе, вздрагивали от ветра.
Открылась дверь — Сухви не обернулась, стояла задумавшись, Ванюш подошел неслышно, снял с плеч Сухви шаль, накрыл ей голову, заслонил ее от ветра, спросил:
— Почему стоишь здесь?
— Освежиться вышла. Нехорошо так, не ходи за мной. Люди увидят.
— Да что ж тут плохого, если мы вместе? Ведь Сухви… Сухви, я ведь тебя…
Она будто испугалась, отстранилась, посмотрела враждебно:
— Иди, Ванюш…
Ему стало горько. Сказал обиженно:
— Хорошо, хорошо, девушек пришлю. Одной ведь скучно…
— Не надо, я и Манюк предупредила. Одна побуду. Иди, не заставляй упрашивать. — Сухви сняла руки с перил, и Ванюш увидел написанные на снегу буквы «В» и «С» и рядом вопросительный знак. Девушка встрепенулась, мгновенно прикрыла буквы ладонью. Но вопросительный знак, похожий на маленький ковшик, так и остался неприкрытый.
— Наравне со всеми работаешь в колхозе да учишься еще, — конечно, не хватает здоровья, — сказал Ванюш, понимая, что говорит скучно и не те слова.
— Вовремя не учились мы… Вон иные выучились, учительницами стали, умными. — Сухви поправила платок и так же обиженно сказала: — С них теперь иные парни глаз не спускают, не налюбуются.
Но Ванюш, видно, не понял.
— Ничего, Сухви, учиться никогда не поздно, — успокоил он ее. — Пойдем, кино начинается…
— Ты войди, я потом…
Люди все шли в клуб. Тарахтел динамик. В зале зажгли свет, луч упал на лицо девушки. Оно показалось парню задумчивым, очень милым. Из-под изогнутых черных бровей большие карие глаза девушки смотрели непонятно, загадочно.
Заведующий клубом Линкин объявил:
— Дайте тишину. Смотрите картину про Чапаева.
Ванюш нехотя ушел от Сухви. Через несколько минут вошла и она, села рядом с Манюк на дальних скамейках. Детвора захлопала. На экране замелькали кадры, люди заговорили по-чувашски, и все ахнули. Старые нарадоваться не могли.
— Спани, вот дожили мы, по-нашему сам Чапай говорить начал, — всплеснула руками Плаги-ака. — Ты что молчишь? — не унималась она. — Твой сын такой же шустрый, как Чапай, в работе. Тебе радоваться надо!
— Сваха, что говоришь-то? До Чапая нашим сыновьям разве дотянуться? Вон он как умел народ подымать. А в нашем колхозе правленцы как барсуки, больше для себя стараются.
— Правда твоя, правда, — согласилась старуха.
Кончилась картина. Сухви сразу пошла домой. Ванюш выбежал на улицу, зашагал следом, но тут его остановил Шихранов и долго расспрашивал о бурундуковцах, говорил о завтрашнем наряде. У парня на душе было тошно, неспокойно. Когда Шихранов свернул домой, Ванюш побежал бегом, но увидел лишь, как в конце Сюльдикассов мелькнул белый платок, захлопнулась калитка. Он пришел к ее дому и стоял под окнами, пока не зажглась лампа и не протянулась к белым занавескам рука любимой девушки.