— Стюпан, мужчины женщинам первые руку не подают, — с серьезным видом сказала ему Прась. — Тебя за уши, что ли, тянут, что ты так растешь?
Стюпан не обиделся, показал на книги под мышкой:
— В нашей деревне школа открывается вечерняя. Нина Петровна учить будет.
— Спасибо, Стюпан, за приятную новость. — Прась поправила на мальчишке старый, потертый малахай. — Учись на «отлично»!
Стюпан улыбнулся, покраснел.
— Анись тоже приехала, вам прийти велела.
— Пойдем посмотрим, как они живут без матери, — попросила Прась. Сухви равнодушно согласилась.
Из дома Сидоровых, завидев девушек, выбежала Анись. Очень она изменилась, будто облиняла: лицо опухло, кожа несвежая. Поговаривали, будто сошлась она там, на торфе, с прорабом. Бросил он ее, сбежал…
— Ну как ты, Анись? Трудно там?
— Кто работе не обучен, везде трудно, — сказала она. Губы ее дрогнули. — Да что там, девочки, один раз живем! — вдруг крикнула она бесшабашно, схватила подруг за руки, потащила их в избу.
Только девушки уселись на скамейку, из-за печки вдруг раздался громкий храп. Они вскочили, но Анись усадила их опять, крикнула:
— Прухха, вставай! Гости пришли.
— Кто такие? — послышался хриплый голос.
— Вставай, увидишь!
Сухви и Прась только сейчас почувствовали запах самогона, увидели на столе немытые стаканы, недоеденные куски, хвост воблы…
— Давай уйдем, — локтем толкнула подругу Сухви.
Прась шепнула:
— Подожди. Не съест он нас.
— Здравствуйте, девушки. — Прухха стоял перед ними заспанный, всклокоченный.
— Когда вернулся?
— Сегодня… Не спешите, немного было у меня… Мать оставила в наследство. Мать поминали.
Прухха вынес из передней пол-литра светлого, поставил на стол.
— Анись, гостинцы где? Не выпущу, пока по чарке не выпьете. Выпьете понемногу — и баста, порядок в танковых частях. Вы того, ничего девчонки…
Прухха налил полстакана, протянул Сухви. Та отодвинула, не взяла, на Прухху и не посмотрела. Парень обиделся, долив стакан вином, поднес его Прась.
— Выпью, только не неволь… С тех пор как в городе жить начала, выпивать привыкла, — невесело засмеялась Прась.
Сухви отвернулась, прикусила губу. Но Прась стакан на стол поставила.
— Спасибо за угощение, — ласково сказала она и встала, низко поклонилась.
Анись опрокинула свой стакан.
— Вот молодец, сестра! По-гвардейски. Мы привычные, — подмигнул он девушкам, пошатнулся, исподлобья покосился на Прась, сказал мрачно: — А вообще-то правильно, наказали меня…
— Прухха, нам идти нужно, не держи нас. Ложись отдохни, — еще ласковее попросила Прась.
— Ты, значит, не сердишься? Я так и думал, ты добрая. Ладно, — Прухха совсем размяк.
Анись вышла провожать девушек.
— Тебе не нужно было ему столько давать, — сказала Прась.
— Мое, говорит, как тут ему откажешь? — оправдывалась Анись. — Сам захлебывается, жадничает. — Она нахмурилась. — Да что вы меня учите, праведницы липовые? Я небось Сидорова, да и Прухха тоже. Смекнули? Яблоко от яблони…
— Брось ты ломаться, Анись! — оборвала ее Прась. — Ты посмотри на Стюпана, его ли мать не пьет? А он похож на Чегесь?
— Да ладно, катитесь отсюда! — закричала Анись. — Учителей мне не хватало, — и захлопнула ворота.
Подруги расстроились, в клуб идти уже не хотелось. Вернулись в дом Прась, тут был порядок, чистота. Сухви увидела на столе фотокарточку Пруххи.
— Винная бочка тоже здесь, — презрительно сказала она и махнула рукой.
— Ты уж не хорони человека, — сказала Прась.
Но Сухви ни о ней, ни о Пруххе и не думала.
— Послушай, поговори с Ванюшем, — вдруг попросила она, — я тебя так ждала…
— Про что?
— Чтоб в политкружок не ходил.
— Это еще почему? — удивилась Прась. — Ведь все учатся.
Сухви прошептала, краснея:
— Учительница там главная, учительница! Обратает его. Пристает! — Сухви говорила как в лихорадке.
— Не может быть. И как я ему про это скажу? Раз учиться начал, как же бросить? Да и кажется это тебе только, Сухви, подружка.
— Послушай, Прась, поговори, от души прошу, — с отчаянием повторила Сухви.
— Не сердись, такие слова Ванюшу не смогу передать. И стесняюсь я его…
— Да-а? Этого я не знала, — подозрительно протянула Сухви. — Вон ты, оказывается, как…
— Ты что, и меня приревновала, что ли?
— Не сердись… Я, видно, болею, сердцем чую, вижу, что он меня любит, а до конца поверить не могу.
— Как же не верить?
Сухви только головой покачала. Встала, пошла к дверям. Прась проводила ее. Вернувшись, подошла к фотографии, долго стояла, думала. Со снимка приветливо глядел на нее ясными большими глазами молодой парень. Не могла она отвести взгляда. Вынула из рукава вышитый носовой платок, осторожно протерла стекло. Вынула карточку, на другой стороне прочитала: «Прась, тебе, дорогая, на вечную память. Прухха. Город Чита». Служил далеко тогда, вон где, а помнил. «Эх ты, не понимаешь… — думала она с болью. — Ведь я из-за тебя приехала».