Вот она, настоящая чувашская свадьба! На середину зала выбежали молодые гости в старинных костюмах, а за ними вышла невеста — в хушпу[6], в сурбане[7], звеня нагрудными украшениями. Ее окружили девушки в серебряных теветах[8], в звонких шульгимэ[9], хлопая в ладоши, закружились весело.
— Хороша сноха будет у тебя, Спани, — говорили старухи, глядя, как танцует Сухви.
— Лизук, твоя дочь за хорошего человека вышла, — говорили другие, посматривая на Ванюша.
Каким бы веселым ни был праздник, он все равно проходит. Так и эта свадьба. Длилась она до утра, без ссор, без драк, все было хорошо, все довольны остались. Но и она кончилась.
Молодые вместе жить начали. Спани сноху только что на руках не носила, нежила, как родную дочь. Если Сухви и возьмется за что, свекровь уж тут как тут, пожалеет: «Ладно, ладно, сноха, сама сделаю. Ты учи уроки, тебе некогда».
Однажды Ванюш, вернувшись с фермы, сел напротив жены. Ласково, пристально смотрел на нее.
— Сухви, тебя каждый вечер встречать надо бы, я понимаю, ведь Бурундуки не близко. А я вот все задерживаюсь, не могу на дорогу выйти. Ты не обижаешься?
Вместо ответа жена спросила:
— А почему это ты говоришь об этом? — На лице выступили розовые пятна, а глаза стали еще больше — черные-черные, как угли.
— Как почему? Просто так спросил. Что с тобой?
— А ничего, — ответила Сухви, — я иной раз и остаться заночевать могу, если тебе мешаю. — Она нахмурила брови, опустила длинные ресницы.
— Да что с тобой? — удивился Ванюш.
Сухви не ответила.
Вот и вместе они — муж и жена, а все неловко им как-то, не привыкли, что ли. Дичится Сухви, как будто не все говорит, что думает, что у нее на сердце, не узнаешь.
СКАЗАВШИЙ ПРАВДУ РОДНЫМ НЕ УГОДИТ
Перед правлением остановились санки с черной спинкой.
С санок спрыгнули двое мужчин и две женщины. Одна из них лет под сорок, другая — совсем молодая.
— Дуся, — окликнула старшая молодую, — не замерзла?
— Не заметила, как доехали.
Лошадь привязали к столбу, а сами прошли в правление.
Савка Мгди предложил гостям стулья, а сам ушел за перегородку. Покопавшись там, он вышел уже не в лаптях, а в новых валенках, без зипуна, с расчесанной надвое бородой. В правлении, кроме Мгди, никого не было, и гости из Бурундуков решили зря время не тратить, осмотреть хозяйство.
На улице первым встретился им завхоз Мешков.
— Леонтий Иванович, Яков Яковлевич, добро пожаловать, — заулыбался он гостям.
Мешков повел их к амбарам. Там были Ванюш, Сухви.
— Соня, ну и подруга называется… До сих пор не сказала, что за Ванюша замуж вышла, стороной узнаю. — Дуся обняла Сухви, расцеловала в обе щеки, шепнула на ухо: — Почему такая невеселая? Я бы целый день плясала, если б такой хороший замуж взял.
— Да так… — неясно проговорила Сухви, и голос ее был невесел, и красивые глаза беспокойно метались.
Не дожидаясь председателя, гости заглянули в амбар, посмотрели, как хранятся семена.
— У нас семян трав очень мало, — сказал Ванюш. — Как русские говорят, кот наплакал. Плакать, думается, и надо… Не умели, а взялись…
— Ты что, Иван Петрович, против указаний? — подозрительно спросил Мешков.
Ванюш ничего не ответил, гости тоже промолчали.
Во двор забрел старый бык, грелся на солнце. У него шея облысела, рога были сломаны, на концах свернулась кровь. Бык засопел и вяло зашагал, по самое колено увязая в снегу. На его спине сидели, нахохлившись, два петуха, один серый, другой белый. Когда бык тронулся с места, они слетели на землю и заковыляли, спотыкаясь и едва не падая. Видно, ноги были отморожены.
— Здесь наша птичья ферма, — сообщил Мешков.
— Зачем выпустили этих петухов? — раздраженно спросил подъехавший к тому времени Шихранов. — Здравствуйте! — сказал он, спохватившись.
Пригибаясь, чтобы не задеть косяк, все прошли в курятник. На полу стояло длинное корыто, ко дну примерзло какое-то месиво, картофельная кожура, перемешанная с зернами.
— Почему не убираете, безобразие! — гневался Шихранов.
— Свояк Сергей, — пробормотал Матви Капитун, — здесь и до меня так было, не успел еще. Канишно, безобрази… — попытался сказать он по-русски.
— Тебя сюда направили покончить с безобразиями. Теперь вот перед уважаемыми людьми краснеть приходится. Уберите петухов.
Матви посадил серого петуха в гнездо, — на насесте тот не мог удержаться, — белого затолкал подальше за дверь, чтобы не видели гости, и стал лопатой скрести корытце, но белый пришел к корыту и опрокинулся в месиво.
8