В деревне худой славы не скроешь. Анна, жена Трофимова, почувствовала неладное, решила понаведаться к мужу.
А муж-то и в ус не дул, жил себе припеваючи, миловался со своей Ласточкой.
Так Анна ее и застала.
— Чегесь, что ты, совсем с ума спятила? Опять к чужому таскаешься. Не стыдно?
— Кому как нравится, как кто умеет. Я, матушка, и тем, кто постарше тебя, отчета не давала.
Чегесь, позевывая, встала, накинула плащ Екима, предложила Анне сесть — как хозяйка.
— Ты что будто жена расположилась? Вместе живете, что ли? — никак не хотела понять правду Анна.
— Коль женщина мужа из дому выгнала, надо же за ним кому-то ухаживать — кашу сварить, чайку вскипятить…
— Не мели вздор, бесстыдница. Вот как огрею по хребту-то… — Анна держала в руках увесистую дорожную палку.
— Только дотронься, я караул закричу. Еким придет, акт оформит…
Они смотрели друг на друга, перебрасывались злыми словами. Непривычная к этому Анна и ругаться-то толком не умела. Пришел ветсанитар.
— Муллой заделался, с несколькими женами живешь?
Трофимов сказал томно:
— Мне с тобой больше не о чем разговаривать. — И вдруг повысил голос: — Убирайся отсюда. Ты мой авторитет подрываешь!
— Я тебя не с работы увольнять пришла. Поесть, белье сменить принесла, — сказала Анна сдержанно. — Сейчас время военное, с едой трудно. Восемнадцать километров с лишком шла, не поглядела на распутицу. А ты меня как собаку гонишь. Эх ты! — Анна вынула из сумки крестьянский сыр, размешанный с топленым маслом, белье, завернутое в газету. — Третью неделю как корова отелилась. Даже не придешь, не посмотришь. Ты эдак облик человеческий потеряешь. Мужики вернутся, что скажут?
— Целовала бы, обнимала бы, он бы и не ушел! — захохотала Чегесь.
— Ни масло, ни сыр твои не нужны мне. Уходи! — шумел муж.
— Не мне уходить… вот этой шлюхе! — Анна схватила Ласточку за руку, вытолкнула за дверь. — Ступай, ступай, ни стыда у тебя, ни совести.
Чегесь показала Анне язык, бросила бранное слово, хлопнула дверью.
— Напрасно ты ее гонишь, она все равно придет.
Жена тяжело вздохнула:
— Садись поешь. Я долго не задержусь. Соседку Нинуш за домом присмотреть попросила. Дочь наша у бабушки.
Еким снял очки, взял сыру.
— Родная дочь по отцу скучает. — У Анны на глазах выступили слезы. — Другие отцы с войны детям письма пишут, а ты…
— Вон там конфеты были, возьми для ребенка, — сказал Еким.
Анна нашла пакет.
— К бумаге прилипли. В сырое место не надо было класть.
— Куда положу? Чегесь, что на глаза ни попадет, все слопает. Ты ведь ее знаешь, она сластена.
Анна немного успокоилась, стала уговаривать мужа:
— Еким, людей не смеши. Другие мужчины на войне винтовку из рук не выпускают. Ее муж, может, скоро вернется. Что с тобой сделает? Дитя она бросила.
— Я что? Хоть сейчас на фронт. Сама знаешь, из-за глаз не берут. А без Чегесь я не могу. У нас с тобой такой любви не было, пора понять… Я тебе дом оставлю, на алименты охформляй.
— Никогда я в жизни ни с кем не судилась и не думаю. — Анна проглотила горечь. — Дай белье постираю, мыло принесла. Рубашка на тебе вся замаслилась. Потом уйду, ночевать не стану… Ты хоть ее стирать заставь.
— Анна, ты ведь знаешь, она не любит работать. Мы скоро хозяйку попросим, выстирает. Ты иди уж, а то далеко, проводить тебя — лошади нет. Война, пора понять…
Вот эту историю Шишкина рассказала секретарю райкома.
— А вы что ж смотрели?
— Такое ли было время, чтоб этим заниматься? Да и то сказать, добро-то какое, его и потерять — слава богу.
Ильин засмеялся:
— Пожалуй, что так.
— Вот тогда Шихранов с Трофимовым и познакомились в Урюме. Шихранов работал зампредом промартели. Рыбак рыбака видит издалека…
— Да, война проверила нас: кто оказался с червоточиной — не выдержал. Однако же продолжают жить, а вернее, гнить. И хоть бы какая польза от этого перегноя, — задумчиво сказал Ильин.
По дороге от сельсовета до правления Ильин думал о том, что нельзя оставлять Шихранова председателем, но и освободить его сейчас не так уж легко: во-первых, он числится в номенклатуре обкома, во-вторых, хлебопоставки колхоз выполнил. Шихранова поддерживает председатель райисполкома Митин, человек упорный и осторожный.
Ильин чувствовал, что час столкновения с Митиным приближается и предотвратить его он не может, да и не должен. Но его беспокоило всерьез, поддержит ли его обком, тем более накануне весеннего сева.
В правлении сидело четверо мужчин и одна женщина.