— Почему так долго ждем?
— По утреннему морозцу до станции бы добраться…
Увидев приближающегося к ним Ильина, женщины затихли. Вскоре подошел и Ванюш. Покраснел — не ожидал встретить Ильина так рано. Объяснил:
— К Шихранову ходил, заболел он, кости ломит, говорит.
— Товарищи женщины! — сказал Ильин. — Стыдно нам, конечно, что лошади не тянут. Наша тут вина. — И видно было, что ему правда стыдно.
— Мы работы никогда не боялись, — отозвались женщины. — Пойдемте быстрее, — заторопили они друг друга.
— Спасибо, товарищи. — Секретарь райкома снял шапку, низко поклонился.
Женщины, вытянувшись в цепочку, как вереница гусей, стали подниматься на Пимурзинские холмы.
«В какое время людей сумел собрать этот Ерусланов! Ни один уполномоченный не смог бы. Да, вот что значит свой. Верят. Выручат», — рассуждал сам с собой Ильин и все оглядывался на женщин. Впереди, как вожак в стае гусей, шел Ванюш… «А война ведь кончилась семь лет назад», — думал Ильин, и ему было тяжело и стыдно.
Неожиданно перед ним остановился «газик»-вездеход.
— Степан Николаевич, — сказал шофер, — я за вами. Все, что нужно для доклада, у меня с собой, просили передать.
— Раз так, то прямо, не заезжая в Буинск, в обком покатим. Машина выдержит?
— Да на ней хоть от Казани до Рязани! Я только сейчас подзаправлюсь на дармовых…
— Как это?
— Очень просто, за счет колхоза. Ничего, спишут они. Предколхоза не больно свое тратит. Я три года возил Митина, всегда артельно заправлялись…
— Нельзя так.
— Это почему? У райкома авторитет побольше. По кораблю — и плаванье.
— Колхозы обирать не будем, — твердо сказал Ильин и брезгливо подумал о Митине: «Вот он, значит, как…»
ЛЕД ТРОНУЛСЯ
Женщины в тот день возвращались лишь к вечеру. Усталые, грязные — не только ноги, даже подолы платьев были тяжелы от налипшей грязи. Девушки шли впереди. На их тележках и мешки были побольше. Тележки скрипели, колеса даже посвистывали. По дороге у одной из тележек потерялось колесо, вместо него привязали что-то вроде полоза: на непросохшей земле от него оставалась свежая колея.
Вместе с девушками была и Прась. Возвращалась в деревню из города на выходной день, встретила односельчан и так шла с ними от станции, помогая то одной, то другой женщине постарше, а затем совсем сменила одну пожилую колхозницу, тетку Мархву. Прась похудела немного, но лицо было румяное, глаза светились, как голубые подснежники под весенним солнцем.
— Прась, спасибо тебе большое, не заметила, как дошли, — благодарила ее тетя Мархва. — Отучишься, в свою деревню возвращайся. Смотри, там небось хороших парней много, не вздумай замуж за тридевять земель выйти.
— Что ты, тетя Мархва, кто меня возьмет?
— На такую охотников хоть отбавляй.
Добравшись до околицы, женщины вздохнули свободно. Остановились ненадолго, соскоблили с ног липкую грязь, вытерли руки прошлогодним дерном.
— И отец твой, и мой муж на войне головы сложили, — говорила тетя Мархва. — Были б они здесь, никогда бы Шихранова в предах не потерпели.
Она помолчала, потом зашептала снова:
— Правду сказать, Сергей никого не слушается. Вон и сына Спани с фермы уволить хочет, говорят. Причину-то чудну́ю сыскал: говорит, раз с женой не умеет поладить, руководствовать на ферме не разрешу. Это он про Ванюша-то… А от Сергея всего можно ожидать: возьмет да и снимет.
— А что у них случилось? — с тревогой спросила Прась.
— Да не знаю что. Набаловала Лизук дочь. Ну а Ванюш, знаешь, добрый больно, и Сухви ровно испортилась. Как в уме повредилась…
Женщины окружили Прась, стали рассказывать наперебой о беде Ванюша.
— Мужик-то хорош, жалко.
— Мягок больно.
— Другой бы цыкнул.
— Помочь надо. Он ведь наш скот спас.
— На ферме совсем порядки другие. Ругани нет, как при Капитуне.
— Я думала обратно дояркой поступать, — сказала тетя Мархва, — а тут слухи эти, что снимут его. Ты уж поговори с ними, предотвращай…
— На сына Спани не един Сергей зуб имеет, тут и Мешковы, и Сидоровы, и Никонов-бухгалтер, он хоть и тихий, а вредный мужик…
— Обязательно все разузнаю и переговорю с кем надо, — решительно сказала Прась.
Женщины одна за другой подходили к амбару. Там их ждал Мешков.
— Вы настоящие труженицы, товарищи колхозницы, — сказал он, звеня ключами от амбаров. — Не расходитесь-ка, сейчас Сергей Семеныч подойдет, вас поприветствовать хочет. Знайте, товарищи колхозницы, вы одержали такую большую победу, что тут не произнести речь нельзя.