— Только до этого давайте оценим работу правления, — предложил он.
В ответ крикнули несколько человек:
— Заявление с просьбой уволить с работы и будет ему оценкой!
— Значит, сам понял и написал заявление! За это и проголосуем.
Лишь Иван Маськин, подергивая плечами, то снимая, то надевая очки, ворчал, обвинял председателя, что не умеет вести собрание.
— Кто сможет работать с таким народом? — возмущенно кричал он, вскочив с места.
Он и не услыхал, как народ, дружно аплодируя, назвал фамилию Салмина.
— За то, что одобряете предложение райкома и райисполкома, ото всей души благодарю вас, товарищи колхозники, — сказал Митин.
Шихранов сидел как громом пораженный. На Митина даже не глядел. А тот продолжал торжественно:
— Итак, председателем колхоза «Знамя коммунизма» отныне будет товарищ Салмин. Райисполком и райком надеются, что впредь вы будете трудиться сообща, сплоченно. О том, на какой работе использовать Сергея Семеновича, подумает руководство района.
— Сами к нам его привели, с собой и увозите, — послышались непочтительные голоса.
Маськин поднял руку, но, увидев, что народ уже расходится, спешно зашагал к столу президиума.
— Я предлагаю осудить на этом собрании тех, что так дерзко и невежественно высказываются о товарище, проработавшем три года, то есть более тысячи дней. Учтите, такие элементы будут и в будущем мешать работе. Новое правление не должно отпускать вожжи, а, наоборот, подтягивать их.
Он снял очки, вытер пот, размахивал руками.
— Товарищи, дело в будущем, разумеется, начнем с того, чтобы собрания велись дисциплинированно! Всем ясно, что демократия начинается с собрания!
Иван Маськин еще долго бы говорил, но собрание закрыли.
Маськин опустил руки, как подбитый гусь крылья, и, повесив голову, зашагал вслед за Мешковым по тропинке, ведущей на пчельник. Догнав Мешкова, дернул его за рукав:
— Не ты ли говорил, что приехал сам Митин и что Шихранов останется на своем месте?!
Тот молчал, отдувался, почесывал изрядно облысевшую голову.
— Чего молчишь? Скрывать нечего, по этой тропке мы с тобой, наверное, в последний раз… — Маськин не договорил, шагал горестно, как за гробом.
— Чего увязался за мной? Плетешься, словно необлизанный теленок, — рассердился Мешков.
— У тебя забыл спросить! Или уж не могу на колхозную пасеку пойти?.. У меня есть там кое-что не взятое на учет, — прибавил он.
— Без тебя учтут. Теперь ты не в ревизионной комиссии.
— И тебя из кладовщиков теперь… — Маськин махнул рукой.
Больше они не препирались. Маськин спросил тихо, полушепотом:
— Я в номенклатуре обкома, меня район не может снять. Так ты говорил. Как же тогда это все случилось?
Мешков отмалчивался. Маськин подождал, зашептал снова:
— Если Шихранова переведут на другую работу, он наверняка тебя заберет к себе.
— Отстань ты, и без тебя голова раскалывается! — с досадой сказал Мешков. — Он и сам может без работы остаться.
— Да что ты! — удивился Маськин.
— Дела далеко зашли. — Мешков вдруг остановился и ткнул Маськина локтем. — Говорят, все кадры пересматривать тали… Смотри, никому слова не пророни.
— Я ничего не понимаю! — хлопнул себя по ляжкам Маськин.
— Мало мы с тобой учились, — сказал Мешков, — кому мы теперь…
Они подошли к ограде и, не смея войти, стали оглядываться вокруг. Словно в свой родной дом ходили они сюда и днем и ночью. И пес вроде так сердито не лаял на них, и не помнят они, чтоб назойливо так липли к ним пчелы. Одна сразу всадила жало в затылок Мешкова.
— Ой, вытащи жало! Побыстрее! — закричал он.
— И меня жалит! — отозвался жалобно Маськин.
Пока они отбивались от пчел, подошли Шихранов и Митин. Они оставили исполкомовский «виллис» на дороге и решили пойти на пасеку пешком.
— Вы что здесь мечетесь? — сердито спросил Шихранов. — Когда успели напиться? Безобразие!
— Мы еще и не входили… почему-то сегодня пчелы пристают, — ответили Мешков и Маськин вместе.
— К трезвому человеку пчелы не пристают. По глазам вижу, — погрозил пальцем Шихранов. — Шельмы вы, весь авторитет свой через вас погубил.
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ
Ближе к тракту тянется свежераспаханное картофельное поле. На нем сейчас много людей, вместе со взрослыми и дети. Далеко разносятся их крики, смех. Склонившись к свежей борозде, они бросают клубни, а то вдруг начинают кидаться землей или бороться, как на акатуе.