Анна подошла к окну и, глядя вслед Салмину, задумалась: «Совсем высох наш Ефрем Васильевич, много больно легло на его плечи». Анна вспомнила, что ей сказал Салмин три-четыре дня назад, по дороге в Буинск. «Утром встаю, сказал, вечером ложусь — и все один, как медведь». «Почему я его тогда оборвала? И он мне ни одним плохим словом не ответил, только голову склонил и до самой деревни больше ни слова. Ведь так и есть на самом деле. Я здесь при чем, почему разозлилась? Ума не приложу».
Анна отошла от окна, стала думать о том, что жена Салмина давно умерла, а ее самое бросил Еким, тоже осталась одна с дочерью. Слезы выступили на глаза, и она ушла за печку, стала вытирать их уголком платка. Много ли времени прошло, мало ли — она и не заметила, как вошел Салмин. В руках у него телеграмма. Он огляделся:
— Анна, где ты? Телеграмма пришла.
Анна наспех посуше вытерла глаза, вышла, но веки покраснели, и Салмин, взглянув на нее, удивился:
— Анна, что с тобой? Только что все хорошо было…
— Другой раз женщине и поплакать приходится, — усмехнулась Анна и призналась: — От обиды на Екима все. Да и не только оттого… — И, посмотрев в глаза Салмину, сказала: — А еще стыжусь, что вам нагрубила, когда из Буинска ехали.
— Ты передо мной ни в чем не виновата.
— Нет, очень жестко вам сказала, а теперь мне самой от этого нехорошо…
— А что же Еким Трофимович пишет? — прервал Салмин разговор.
— Пишет? Он душу выматывает, денег просит, надоедает.
— Не горюй, Анна, не печалься. Твоей вины ведь там нет.
— Ефрем Васильевич, я вам тогда очень плохие слова сказала: «Ни одному мужику, сказала, я теперь не поверю ни за что, все они на одну колодку…»
— Анна, я на свой счет не принял. — Салмин шагнул к ней. — Сказать, что на душе, — еще не значит другого обидеть.
Анна снова вытерла глаза, спросила:
— От кого телеграмма?
— Мешков опять просит денег.
— Много просит?
— Тысячу рублей. Сколько у нас на счету?
— Ни на счету, ни в кассе нет ни копейки. Все, что было, перевели за кирпич.
— Помню… Но ведь надо найти и послать. А где найти?
Анна не успела ответить — зазвонил телефон. Председатель взял трубку, долго слушал. Потом сказал:
— Но о чем нужно писать объяснение? Мы же сами мечемся, не знаем, где достать!
Он повесил трубку, сказал брезгливо:
— Мешков звонил в райисполком Митину, что, мол, денег не переводят и он не может закупить паклю.
— На такое он мастер. Лучше с ним не связываться. — Анна неодобрительно взглянула на телеграмму, белевшую посреди стола.
— Савка Мгди где? — спросил ее Салмин.
— На пруду возится.
— Старик экономно живет, пойду-ка к нему, посоветуюсь.
— Не ходите, я схожу.
…Подол вишневого платья взметнул легкий ветер. Волосы, собранные пучком на затылке, красиво лежали под голубым платком. Легко, как девушка, шла Анна по улице. Это на мгновение обрадовало Салмина. Но ветер, ворвавшийся в открытое окно, сорвал со стола телеграмму и погнал до самой двери, Ефрему Васильевичу пришлось закрыть окно, поднять ее с пола — и снова он погрузился в размышления, как достать денег и еще многое другое…
Тем временем Анна подошла к запруде. На той стороне реки весной наносило много илу. Сейчас он высох, потрескался. Там, где берег ниже, положе, Савка Мгди ежегодно делает запруду. И в это лето возился.
— Неужели у тебя на такую широкую запруду сил хватило, сват Савка? — удивленно спросила Анна, подойдя к старику, устанавливавшему желоб.
— Третью неделю уже здесь работаю.
— Да неужели ты один справляешься?
— Нет, не один, со старухой, конечно, да еще конюхи подмогли. Шихранов в этом году на нашу работу трудодней не выделил, все говорил, что Шургелы без воды не погибнут. Не стерпел я, вернулся домой, рассказал старухе, оба мы очень обиделись, эккей. И, насколько сил хватило, потрудились вот. — Старик задрал штанины выше колен, спустился в воду, кряхтя стал прилаживать последнее звено желоба, затем взял лопату, топор и поднялся наверх.
— Лучше бы надо сладить, да досок не нашлось: и эти принес из своего дома, для завалинки были припасены. Еще надо срубить ветлу, что растет за гумном, иначе вода корни подмоет, в пруд свалится. Э-эх, Сергей-то даже слушать не хотел, что надо запрудить. А ведь так берега обваливаются меньше. — Старик вынул свою трубку с медной головкой, набил табаком.
— Ну, спасибо вам, Мгди, ото всех, — сказала Анна и поклонилась старику в пояс.
Мгди даже растерялся:
— Что ты, что ты, дочка…
Анна сказала старику, что Салмин ждет его в правлении, и, перейдя по плотине на другой берег, пошла по улице. Дойдя до своих ворот, Мгди встал, глядел ей вслед.