Подъехали сюда возчики из Шургел.
— Мы с бревнами не можем расстаться, а здешние чуваши вишь какой праздник отгрохали, — сказал Ягур.
— Да тут не только чуваши, тут и русских, и татарских, и мордовских девушек полно. Вот молодцы! — отозвался Маркел.
— Хотите посмотреть — оставайтесь, — сказал Ванюш.
— Еще бы не хотеть! Только одеты вроде не по-праздничному.
— Ничего, ничего, поймут, что вы с работы, — успокоил их Ванюш.
А шемуршинцы попрекали парней:
— Вовремя надо работать, а сейчас — отдыхать, веселиться…
— Мы не знали, что у вас акатуй, — оправдывались те.
«А ведь говорили, что здесь раньше ничего подобного не было — ни домов двухэтажных, ни тротуаров, — думал Ванюш. — Ведь вот, можно же сделать, чтобы так хорошо было, — рассуждал он сам с собой. — И овес какой у них крупный, будто горох… Зря, пожалуй, я на эту спевку не пошел. Еще бы овса, пожалуй, добыл, можно было бы лошадей подкормить». Он усмехнулся: как, в самом деле, он рассуждает, будто старик. Он вспомнил, как упрекали его ребята: та девушка, звали ее Лена, очень всем понравилась. Но Ванюш сурово ответил тогда: «Не стоит она того, чтоб с ней ходить, из деревни сбежала, дезертирка».
…Всему приходит конец, и шургельцы кончили свою работу, нагрузили подводы досками.
— Эх, ребята, — говорил Ягур, — я не я буду, если осенью еще разок сюда не понаведаюсь.
— Смотри, Ягур, парни здешние тебе покажут, ноги не успеешь унести, — подталкивали его в спину товарищи, чтобы шел побыстрее.
Дни стояли жаркие, над горизонтом неподвижно висело марево. Приближалась пора уборки.
Шургельцы спешили достроить коровник. Без нарядов, не дожидаясь напоминания, сюда приходили не только взрослые, — за женщинами тянулись и дети. До позднего вечера слышался перестук топоров и шорханье рубанков.
Однажды утром к строящемуся коровнику подъехал грузовик, полный пакли. Женщины так и ахнули: очень уж хорошая пакля.
— Ой, мама моя, откуда столько оческов привезли?
— Расходуйте бережно: эта штука обошлась колхозу дай боже, — строго сказал плотникам бригадир.
Прась и Хвекла, подобрав платья, легко поднялись в кузов. Лица у них загорелые. Прась раньше, до отъезда на учебу, была полнолицая, розовая, на щеках, как улыбнется, — ямочки. Теперь похудела сильно. Нелегко, видно, живется ей.
Подруги стали развязывать тюки с паклей. Когда наклонялись, косы сползали на грудь, и они их то и дело откидывали на спину. Лица у девушек зарумянились, теперь они были похожи на школьниц, вызванных к доске. «Не сглазить бы, одна другой красивей, бог-то ничего для них не пожалел», — перешептывались женщины, часто поглядывая на них.
В сторонке стоял шофер. Он вытер руки паклей, откинул со лба темные волнистые волосы.
— Эй вы, девицы-красавицы, — вмиг забрался в кузов. — Теперь очередь за вами. — Широко улыбаясь, он взял за руку Хвеклу, подвел ее к борту. Хвекла посмотрела вниз и спрыгнула на кучу пакли.
— И мне туда? — засмеялась Прась.
— Нет, нет, мне одному скучно будет.
Хвекла стала вместе с женщинами перетаскивать паклю в сарай. Парень изо всех сил старался, сбрасывал паклю. Но и Прась ему не уступала. Не отрываясь, не передохнув, они выгрузили машину.
— Теперь-то я уж вас вдоволь покатаю, — сказал шофер.
— Дальше своего колхоза мы никуда не хотим, — сказала Прась. Села в кабину, втащила за руку и Хвеклу. — До моста только.
— Первый раз в жизни в кабине с девушками сижу. Подвалило мне счастье! — смеялся веселый шофер.
Он нажал на стартер, грузовик тронулся, развернулся и поехал по дороге, поднимая облако пыли. Вскоре он был уже у моста.
— Остановите, — сказала Прась.
— Сколько с нас за проезд? — шутя спросила Хвекла.
— Что вы, это с нас полагается, — сказал парень. — Покатаемся еще немножко.
— В другой раз, сейчас некогда, спасибо.
Девушки слезли, водитель, высунувшись из кабины, помахал им рукой и поехал дальше. Прась взяла Хвеклу под руку, потащила ее вниз к реке.
— Куда на работу посылают? — спросила Хвекла.
— В свой район пока направили. Только не знаю, в какой колхоз.
— А ты, кроме своего колхоза, никуда. Ладно?
— Постараюсь.
— Если мне удастся на курсы трактористов поступить и кончить, я тоже приеду в Шургелы, — сказала Хвекла.