Они умылись, стоя по колено в теплой воде; им еще лучше, еще радостнее стало. Босиком, зажав туфли под мышкой, поднялись на дорогу, вытерли ноги о зеленую траву, поправили друг на друге платья и зашагали в деревню.
— Вечером на хоровод выйдешь? — спросила Хвекла.
— Выйду, истосковалась по родной деревне, — ответила Прась. — Пошли к нам, хочу тебя угостить. Я же стипендию получила, гостинцев привезла…
ПРИЕХАЛИ
В первые годы, когда только образовался колхоз, разобрали единоличные конюшни и наспех построили артельные. Лет двадцать пять они простояли, заметно покосились, обветшали, в щели и дыры, как через плетень, дул сердитый ветер.
Когда разобрали их, пригодных бревен оказалось совсем мало. Почти все сгнило, хоть подряд выкидывай. Страда была на носу. Стали ломать голову, где достать материал, и притом срочно. Пришлось взаимообразно собрать у колхозников припасенные для починки изб бревна. Но это был не выход: многие предупредили, что отдают только до осени. «С миру по нитке — голому рубашка», — подмигивал, видя такое, Мешков, но открыто против Салмина и Ерусланова выступить не смел: видел, что за ними почти весь народ идет. «Сыну Спани свой дом бы подремонтировать, а он из кожи вон для других лезет. На общественной ферме не проживешь, недаром от него женато сбежала», — осуждал он Ванюша. Кое-кто и прислушивался и поддакивал. Ванюш, может быть, и не слышал этих разговоров, а услышал бы — только рукой махнул. Теперь работы было по горло.
За коровами надо было ухаживать, да и на дорогу больше времени уходило: пока перестраивали коровник, скотину поставили на краю села, в полуразрушенный сарай, наполовину раскрытый и без дверей.
Возле стройки шум стихал лишь поздно вечером, когда темнело.
— Этак наш скотный двор от бурундуковского не отстанет, — поговаривали мужики-плотники, с гордостью поглядывая на красный кирпичный фундамент и столбы новостройки.
— Навечно, на всю жизнь ставим.
Да, славно горел красный кирпич на солнце! Казалось, давно махнуло рукой районное начальство на шургельский колхоз, а тут вдруг разрешило выложить из каленых кирпичей фундамент скотного двора.
— Сваха, и до того, как последние венцы положат, этот коровник выше старого. Сюда работать люди наверняка придут, — сказала женщина средних лет.
— Не только ты, и я, хоть и старая, снова коров доить стану, — отозвалась другая.
— А то, бывало, один хлев покроют, с другого солому ветер скинет, один хлев с боков подопрут, другой валится. Теперь уж и на наших детей и внуков хватит…
— Хватит, не скоро сгнить ему, — присоединилась к разговору жена Элексея Нинуш. — Мой муж говорит, и конюшню хотят заново построить.
— Так подумаю — и дивлюсь: откуда только бог сына Спани в деревню нашу послал, — сказала Плаги-ака. — Только он так долго не проработает.
— Почему, сваха?
— Тяжело ему. Я хоть стара, а вижу: день и ночь приходится ему хлопотать, бегать, ругаться. Иной бы плюнул, не стал бы за общественное такую брань слушать. Сама видала, как на бурундуковской дороге он отобрал у одного райначала целую машину каленого кирпича.
— Неужто?
Все слышали про эту историю, но хотели послушать еще раз.
— Истинно говорю, я стара, врать не буду, как Елвен-покойница. — И в двадцатый раз рассказала все Плаги-ака, и в двадцатый раз все ахали и удивлялись.
А дело было так. Старуха ходила к родственникам в чувашские Соркомыши, что рядом с Бурундуками. Возвращалась домой. Ее обогнала машина, груженная красным кирпичом. Навстречу откуда ни возьмись Ванюш на велосипеде мчится. Спрыгнул, встал поперек дороги и не пропускает машину. Из кабины ему машет полнощекий мужчина с лысиной: убирайся, мол. А Ванюш:
— Куда везете, кто вам разрешил?
— В райцентр, по приказанию Митина.
— Скверно поступаете. Это же наши кирпичи, руками шургельцев сделаны, точно. Вы же срываете строительство. Поехали со мной.
— Я вам не подчиняюсь, скоро подъедет на легковушке сам Митин. С ним и разговаривай. — Полный мужчина вывалился из кабины и отошел в сторону, недовольно фыркая, как кот, вылезший из-под печки.
— Если не поедете, проколю вам шину, — Ванюш показал на задние скаты машины, — вот этим проткну, точно. — Он вытащил из кузова лом с острым концом.
— Ну, была не была, поехали, и в Бурундуках уж наспорились из-за этого кирпича, надоело. Некогда ждать, — сказал решительно шофер.
Ванюш положил велосипед на кирпичи, сам сел в кабину.
— Вам жарко, так садитесь в кузов, — предложил он полному мужчине.