— Куда складывать?
— Вот сюда заверните.
Салмин даже снял с головы картуз, словно приветствовал эти новые желтые доски, блестевшие под солнцем.
Трактор остановился. Из кабины выскочил Прухха, за ним Ванюш.
Прухха после окончания курсов трактористов стал работать в МТС. Сейчас он согласился поехать за досками в Шемуршу на тракторе — лошадям с ними не управиться. Оба бывших солдата перепачкались автолом, вид у них был усталый, — наверно, провели не одну бессонную ночь. Салмин обнял их, расспросил, как доехали, вместе с Ванюшем забрался на прицеп отвязывать цепи и веревки.
— А ну-ка, начальство, слезай. Что нам стоять руки в брюки, — сказали плотники, жадно глядя на доски. — И ты, Иван Петрович, иди почайничай и отдохни, мы тут сами.
Ванюш посмотрел на них, засмеялся, спрыгнул на землю. А Салмин опять подумал, как давеча: «Ну в самом деле, как дети. А ведь бородатые…»
— Вы уж, товарищи, поаккуратнее, ни одну бы доску не испортить, — попросил он. — Ведь тут столько труда…
Доски решили сложить под навесом, чтоб не потрескались под солнцем, не набухли под дождем, крестообразно, чтобы хорошо просохли.
— Запах-то какой привезли, словно в сосновом бору, легко, в полную грудь дышится, — радовались шургельцы.
— Если хлева ими покроем, как сундуки новые стоять будут, глаз радовать, — восхищенно говорили женщины. — Давайте скорее закончим.
Торопя друг друга, снова принялись за работу. Замелькали лопаты, радостный и добрый разговор не смолкал ни на минуту.
Подошли девушки — босые, ноги по самые икры вымазаны илом. У каждой в руке лопата, а на плечах по молодому ивовому деревцу. Сложили их в колоду с водой и черноземом, чтобы не увяли до посадки, а тут с берега Тельцы вернулась стайка ребятишек, и они тоже притащили молодые деревца.
И учительница Нина Петровна с ними. Но она уже успела вымыть ноги и надеть туфли. Черные волосы повязала красным платком, ситцевое синее в белый горошек платье перетянуто блестящим черным пояском.
— Мы их сегодня посадим? — спрашивали дети.
— Посоветуемся с председателем, с заведующим фермой, — ответила учительница.
— Нам сейчас хочется посадить. Давайте сегодня, — просили ребята.
— Кругом пока бревна, щепки. Работа кончится, всё уберут, тогда и посадим. А то плотники могут затоптать. Подождем пока, — объяснила Нина Петровна. Тут она увидела Ванюша, разгружавшего доски, и вся раскраснелась, сразу стало видно, что она еще очень молоденькая. Тихий летний ветер слегка трепал ее волосы, серые глаза сияли. Но Ванюш — вот чудак! — и не заметил ее. А ей так хотелось, чтобы он хоть раз на нее взглянул, и она все забыла, смотрит на него, смотрит, оторваться не может.
Уж кто-кто, а женщины все примечают. Переглядываются, говорят друг другу:
— Чего ему из-за Сухви сохнуть! Вон какие с него глаз не сводят.
— Учительница эта пригожая да ласковая, не сглазить бы, и не гордячка, как та «артистка заслуженная». Той только дома спектакли разыгрывать.
— Ну, это бросьте, бабы. Поет-то она на диво, да и собой хороша.
Девушки вымыли ноги, переобулись, прибрались, платки повязали по-девичьи, стали копать канаву для стока воды. Рядом поставили ведро и кружку для питья. К ним подошел Прухха. Прась подкралась к нему сзади и водой его окатила.
— Еще надо искупать тебя! — хохотали девушки.
— И так уж вырос, рукой звезды достаю, — отшучивался Прухха.
— А то весь сонный, — смеялась Прась. — Живо сон прошел, правда ведь? — Она глянула в его голубые глаза. Но, видя, что парень не обиделся, снова взяла полную кружку. Прухха спрятался за девушек. Прась подошла к нему. — Тебе все равно умыться надо. Расстегни ворот, засучи рукава, я тебе полью, — смело, как родному брату, сказала она.
А когда парень с удовольствием умылся, девушка вылила остаток ему на затылок. Тот сразу отскочил.
— Это тебе за то, что писем не писал. — Прась взглянула на него и тихо спросила: — Почему не писал?
— После скажу, — медленно и задумчиво ответил Прухха. — Собственно, не хотел беспокоить тебя. В большом городе весело: кино, театр, да и парней, видно, много.
— Нет, не прав ты. У меня и времени не было ходить развлекаться.
— Когда по телефону звонил, не подошла все же…
— Я на лекции была, не знала.
— Другие же девушки подошли, они с тобой ведь учатся.
— Они на другом курсе.
— Как моя мать говорила: курам на смех. Проторчал на почте у телефонной будки и ушел как дурак… Правда, что курам на смех…
Прась стало неловко, за него ли, за себя, не поняла. Взяла пустое ведро и побежала за водой. Вернулась. Парень хотел что-то сказать, но не успел. Бригадир Шурбин, стоявший в кузове прицепа, громко объявил: