— Урине, а Урине, не слышишь, что ли? Возьми скорее, — протянул он тяжелый кувшин жене Шихранова. — Это медок с вашего улья.
Женщина стояла растерянно, не двигаясь, не протягивая руки.
— А, товарищ уполномоченный, — сказал Матви запросто, наконец заметив приезжего. — Угощайтесь, пахучий, свежий, нонешний.
Матви Капитун попросил пить. Воду глотал жадно, как путник в пустыне, ковш отдал хозяйке, ладонью вытер жидкую козью бородку.
— Товарищ, — понимающе кивнул он уполномоченному, — пойдемте, не пожалеете. Как раз мед качаем.
— Я занят, на минуту вот заглянул к супруге уважаемого товарища Шихранова… Должен засесть за статью в газету.
— А, вы товарищ газетный!.. Ошибся я. Ну ладно, — добавил он, — что ж, хоть и газетный, а мед-то, наверно, любите.
— Вы идите пригласите председателя и того молодого завфермой, — посоветовал тот.
— Что вы, полномочный товарищ, они ни ногой. Новая метла чисто метет.
Матви пошел было восвояси, но тут в избу влетел Мешков, раздраженно закричал:
— Куды кувшин притащил? Я не позволю колхозную продукцию расхищать. Верни! — Он полез на Капитуна чуть ли не с кулаками.
— Это же с шихрановского улья, пусть детишки на здоровье… — Матви попятился, спрятался за спину уполномоченного.
— Никакого улья у него не было, — обрезал Мешков. — Это я ему свой одолжил… в порядке уважения. Не суй нос куда не следует.
— Откуда я знал? — огрызнулся Капитун. — Кому верить из вас, попробуй пойми… Ну, раз так, пойду караулить пасеку.
Матви вышел. В сенях его догнал Мешков, с силой сжал плечо, сказал на ухо:
— Чурбан, ты что, не понимаешь, теперь все по-другому. Нет больше Шихранова, и нечего с ним якшаться. — Мешков протянул ему кувшин с медом.
— Это куда? — шепотом же спросил Матви, беря кувшин в руки. — К тебе домой нести?
— Ты что, меня хочешь в вора превратить? Неси обратно на пасеку.
— Почто туда напрасно нести? Ревкомиссия скажет, почему вначале утаили…
— Ох, чурбан недогадливый! Бултыхни в бочку, размешай. Карчама будет, во! — Мешков ткнул пальцем Матви в бок и выпихнул его из сеней. — Иди задами. Смотри, домой к себе не заверни. Не то отвяжу Бульдока, натравлю…
— Я мед не люблю, я только карчаму пью. — Матви даже заулыбался. — Собаки боюсь, вон она, — сказал он, показывая на огромного цепного пса.
— Иди, иди, растяпа, — торопил его Мешков. — Я Бульдока к себе заберу. Шихранов теперь не пред, нечего его овчаркой сторожить.
Матви юркнул в заднюю калитку. Мешков посмотрел вслед, убедился, что Капитун пошел к пасеке. Отвязал собаку, она попробовала было огрызнуться, стала, видно, забывать хозяина. Но он дал ей пинка, окликнул, и она послушно прилегла, косила глазом.
Мешков крикнул в избу:
— Товарищ Шихранова, я увожу свою собаку. Ты ее плохо кормишь. — Та не откликнулась.
На углу Мешкова встретила жена Угуллина Константина.
— Ай, бабы, ай, мама, волк! — вскрикнула она и, подхватив подол длинного платья, опрометью побежала вдоль улицы. — Бабы, берегитесь!
Она прибежала в правление и с перепугу даже забыла, зачем пришла. Ей предложили стул, она села, обеими руками замахала, еле переводя дух, стала говорить:
— Волка видела, всамделишного, сама видала! Недаром говорят бабы, Мешков жене хочет волчий тулуп справить. Уже одного, живого, на цепи домой повел… Знамо, сошьет. Они не то что мы!
Все удивились:
— Собака, наверно.
— Говорю вам, не собака, — отмахивалась Угуллина, — таких собак не бывает. На полтулупа за глаза хватит, истинный бог, правду говорю. Идите сами поглядите.
Наконец она вспомнила, зачем пришла. Вскочила, закричала радостно:
— Мне бы председателя или сына Спани! Кестень велел побыстрее прийти на свиноферму. Одна матка опоросилась, другая никак не может. Скорее, а то мой Кестень один не справляется.
Пошли звать Ванюша. Спросили, сколько поросят от другой, первой матки.
— Много. Может, целый десяток, а то и больше. Кестень велел сосчитать. Говорю, сам сосчитаешь. Я и дома испеку, бывает, хлеб и не знаю, сколько караваев напекла. Кестень считает. Считать не бабье дело. Мое дело испечь. Мужикам чего еще делать?
Она встала, посмотрела в окно.
— Пойду. Может, уж Мешкух зарезал серого. Ой, напужал же, антихрист этот! Ненасытное горло. Волкам покою не дает…
Она ушла. Все прямо помирали со смеху.
Все такая же перепуганная, она влетела на свиноферму, плотно прикрыла за собой дверь. Салмин и Ерусланов были уже там. Ванюш на ходу накинул на себя халат, завязал рукава и прошел за председателем в помещение, где слышался тонкий писк.