Вскоре прибежали четверо ребятишек. У дверей их остановила Угуллина с метлой в руке.
— Наше звено берет от этой матки поросят под шефство! — гордо объявил один. — Тетка Ултути, покажи нам поросят.
— Кочедыки, поросят не видали?! — Она хлопнула себя по бедрам. — Идите вон поглядите, как Мешкух волка приволок, живого, всамделишного. Пока не зарезал, бегите скорей.
Для ребят это было событие. Скоро по всему селу бежали мальчишки и девчонки, крича на разные голоса:
— Скорей, скорей! Мешков волка в мешке притащил!
На следующий день утром Ванюш пришел в правление, положил на стол большой пучок травы, позвал Салмина и бригадиров, сказал печально:
— Что будем делать, товарищи? Вот семенные травы. Не получилось ведь у нас, не умеем.
— Да, взялись не за свое, видно, дело. Сунулись в воду, не зная броду. Вот и загубили.
— Надо было упереться, всеми силами бороться. Раз не знаем, как можно браться? Тут и наша вина есть.
— Да кто бы нас послушался, — сказал Шурбин. — Разве можно не исполнить приказ райисполкома?
— Потом бы разобрались, — сказал Салмин. — Зато не загубили бы средства и силы, не провалили бы нового дела.
Из кабинета председателя выскочил вчерашний уполномоченный, заговорил возмущенно, торопясь, чтобы не перебили:
— Там, где бездушие и халатность, всякое дело гибнет на корню! Сумели запустить, сумейте выправить положение. Вы, как сказали мне в исполкоме райсовета, должны обеспечить семенами не только себя, но и пять-шесть других колхозов. Решение вы должны выполнить, лечь костьми, но выполнить. Скоро получите телефонограмму. Будут приняты решительные меры. — Уполномоченный закурил, стал быстро ходить взад-вперед по комнате. — Кроме устного доклада я написал письменное объяснение. Не могу мириться с косностью и равнодушием. По логике трава должна расти во всю мощь, а у вас она погибает.
— По логике-то она не растет, трава, — сказал Шурбин. — Вон мы на лучшей земле ее посеяли, а раз не знаем, как выходить, так и пропало дело.
— Мы же не семенное хозяйство. У нас даже агронома нет.
— Да полно вам оправдываться, — нетерпеливо перебил Ванюш. — Мы видели, как товарищ уполномоченный работал, и не его указания нам слушать.
— Вы член партии? — поинтересовался уполномоченный.
— Вот именно что да, — спокойно ответил Ванюш.
— Поэтому и головой полагается думать, — добавил Салмин.
— И ответственность нести, — твердо сказал Ванюш.
Уполномоченный сел за стол, вынул блокнот, что-то спешно стал писать, спросил фамилии присутствующих, хотя хорошо их знал, справился, не получена ли телефонограмма, взял у счетовода сведения, сколько посеяно трав, был ли уход, сколько пололи, поливали.
Вскоре принесли карандашом написанный текст телефонограммы, переданной из райисполкома.
— Что это значит? Руководящие указания нацарапали как курица лапой. Садитесь, перепишите и размножьте, — сказал он Анне Трофимовой. — Один экземпляр мне. — Он посмотрел на подпись и воскликнул удовлетворенно: — Ага, сам Митин подписал! Прекрасно! Теперь попробуйте не выполнить. Я не мягкотелый, меня не выгоните, как других. Я всего от вас добьюсь.
— Чего же? — спросил Ванюш. — Можете вы сделать, чтобы трава уродилась? Вот сейчас сделать?
— Вы, пожалуйста, не издевайтесь, — сказал уполномоченный, выкатывая глаза. — Вы, молодой человек, очень уж распрыгались, вам не вредно вспомнить, что выше головы уши не растут. С вами мы еще поговорим в другом месте.
— Да только не угрожайте, не угрожайте, товарищ уважаемый, — сказал Салмин. — Иван Петрович здесь не один, и, как вы видите, мы его мнение разделяем. Думаю, что и колхозники нас поддержат.
Они вышли из правления, не взглянув на ретивого уполномоченного.
Далеко от села, на огромном, глазом не окинуть, поле жали пшеницу. Трещали лобогрейки. Вслед за ними шли женщины и девушки, вязали снопы, ставили на попа, чтобы до конца дня подсохли. Потом складывали в копны. Ребятишки загребали рассыпанные колосья граблями. За ними еще шла малышня, с подвешенными на боку сумками, собирала колоски. Девушки пели, как водится, частушки:
На участке, откуда уже вывезли снопы, пасли телят. Вместе с Педером и Тимером пришел и Кутр Кузьма. Старик, видать, не доверял ребятишкам, следил за стадом, чтобы не трогало хлеб. И он прислушивался к песням девушек. «Эх, сюда бы еще дочь Лизук, на всю бы округу песня разлилась, — думал он. — Да и Ванюш бы подтянул».