— Странно, что такой дождь пошел. С утра ведь ясная погода была…
— Дождь мне нужен, — произнес Шурик сухим безжизненным тоном. — Я люблю дождь.
Тут Линда вообще позабыла все приказы, поддавшись основному человеческому инстинкту — любопытству.
— Хочешь сказать, что это ты нагнал дождь?! — воскликнула Линда.
— Угу, — кивнул Шурик. — Не волнуйся, дождь перестанет, когда мы въедем в центр. Мне нужна влажность и лужи.
— Лужи? — удивилась Линда.
— Каждый созерцатель выбирает в качестве опорной точки что-то свое, — улыбнулся Шурик. — Эль-Абдурахман любит рекламные щиты и нецензурные надписи на заборах. А я предпочитаю лужи. Конечно, это не значит, что я не могу включить мои способности в сухую солнечную погоду. Просто в дождь мне легче настроиться.
— На что настроиться? — спросила Линда.
— Сейчас увидишь, — улыбнулся Шурик. — А однажды ты и сама научишься настраиваться.
Шурик припарковался в центре. Дождь кончился. Они с Линдой вышли из машины и направились по одной из улиц в сторону Кремля, смешавшись со впитывающими новые впечатления туристами и спешащими по своим делам москвичами.
Шурик долго молчал. Наконец, спросил:
— Как бы получше продемонстрировать… Чего ты хочешь?
— Чего я хочу? — переспросила Линда.
— Любое желание, — кивнул Шурик. — По возможности, оригинальное, но не слишком сложное.
— Хочу… ванильно-апельсинового мороженого! — заявила Линда.
— Угу, — кивнул Шурик.
На перекрестке они резко свернули вправо — по инициативе Шурика. Затем — влево.
Линда заметила, что в ее восприятии мира начались какие-то нарушения.
Черный асфальт смешивался с серым мрамором под шелест офисных кондиционеров, казавшийся хитрым электронным сэмплом в наушниках реальности-матрицы. Скрип тормозов черного «Мерседеса» почему-то превратился в протяжную ноту саксофона, и Линде пришлось приложить усилие, чтобы убедить себя, что это на самом деле скрип тормозов…
Лужа в форме знака бесконечности сверкнула каким-то матовым блеском…
Линда резко обернулась на какой-то звук, и в ее восприятии застыл стоп-кадр: старая улица, серое небо, малочисленные прохожие на тротуарах и желтый «Феррари», пересекающий перекресток в ритме замедленной киносъемки…
Линда повернулась и прибавила шагу, чтобы не отстать от Шурика — и тут ее оглушил электронный плеск листьев тополя, растревоженных внезапным порывом цифрового ветра…
Затем яркое пятно магазинной вывески вытеснило из мира все, что было раньше…
Линда вдруг ощутила нечто вроде «дежа вю»: она была уверена, что когда-то, много лет назад, в далеком детстве, она шла по этой же улице и совершала те же самые движения, шаги, повороты головы… И тогда ее внимание точно так же застряло на этой самой вывеске, будто бы за этим красно-желтым образом скрывалось нечто такое, что давным-давно уже забыто, и, вместе с тем, что забытое «нечто» было в мире всегда и на самом деле мира не было, мир был всего лишь ширмой для этого «нечто». И «нечто» никак нельзя было не заметить, просто оно было таким очевидным, что на него никогда не обращаешь внимания.
И вдруг…
— Мороженое, попробуйте мороженое!
Линда, оторвав взгляд от вывески магазина, удивленно уставилась на рекламных агентов — человека, одетого в огромный пластиковый костюм в виде вафельного рожка с ручками и ножками, и менеджера, стоявшего у грузовичка, разрисованного рожками, эскимо и вафельными стаканчиками.
— Молодые люди, примите участие в нашей уникальной акции! — тараторил рожок-мутант. — Попробуйте новый продукт компании «Айсмэн» — ванильно-апельсиновый крэйзи ураган! Сегодня мы раздаем новое мороженое бесплатно!
— Две штуки, пожалуйста, — сказал Шурик.
Испорченный солипсизм
Они доедали мороженое, сидя на скамейке посреди одного из многочисленных бульваров Бульварного кольца. После того, как Шурик и Линда заверили менеджера в том, что мороженое очень вкусное, он перестал обращать на них внимание и переключился на других прохожих, так что наши созерцатели смогли улизнуть от этого винтика в вечном двигателе торговли.
Долгое время они молчали. Даже после того, как доели мороженое. Наконец, Линда спросила:
— Как это происходит?
— Не знаю, — рассмеялся Шурик.