Послышался сигнал горна. Две ракеты, сначала изумрудная, а немного погодя — малиновая, взвились в небо. Серёжа и Шурка проследили глазами их полёт. Дозорная полоса за считанные секунды проросла макушками, поднявшимися из- за кустов. Конец игры!
Шурка совсем не был уверен — хорошо ли то, что он собирается сделать? Надо было поразмыслить как следует, но... Степановичи уходили! Насилу догнал!
...И вот разведчики остались одни. Готовность ко всему покалывала где-то внутри ледяными иглами, как хорошая газировка, и странно успокаивала.
Серёжа сказал:
— А ведь правда! Главное, день особенный! Другого такого не будет... Пока все соберутся, пока обед, то да сё... только бы на линейку не опоздать!
— Кровь из носу! — мрачно подтвердил Шурка.
— Ведь мы уже... вроде на полпути, правда?
— Пошли! — объявил Шурка.
Ложбиной перебежали вниз. Выбрались на
тропу. С опаской оглянулись назад, но ничего страшного не увидели.
И зашагали, словно по каменным волнам. Долго это продолжалось: на бугор — с бугра, на бугор — с бугра. И никуда в сторону: слева — обрыв к морю, справа — каменистые осыпи или колючки.
Шурке-то было ничего, Шурка всю береговую тропу, как запомнилась с башни, — в голове держал. И в отличие от Серёжи он хорошо знал, как меняется окружающий вид в пешем походе. Вроде минутной стрелки на будильнике: сколько ни смотришь — она не движется, а всё-таки за час — полный круг проходит!
Незаметно скрылась точка на горизонте. Зато почти отвесная каменная стена за зелёным домиком словно выросла ещё на пять этажей, надвинулась на самые глаза. Уже не разбежаться было взгляду путешественника — тут же упирался он в эту стену.
Домик всё так же скрывался в тёмной листве, и лишь иногда — если дорога повышалась — видна была его крыша.
Берег, изрезанный бухточками, заставлял тропинку делать петли: затяжные подъёмы к перевалу, а потом крутые спуски, где легче бегом, чем шагом. По прямой — так вышло бы раза в два короче.
Серёжа устал; он ничего не успевал разглядеть по сторонам; его внимание было приковано к Шуркиной спине. Почему там, где тропа • раздваивалась, Шурка выбирал левее? Или правее? Останавливать, спрашивать — жалко было времени, а кричать на ходу уже не хватало дыханья.
И куда пропал утренний ознобный холодок? Лучи солнца — словно стая оводов, даже через рубашку вовсю кусали плечи.
А какая твёрдая эта тропа! Всё камень да глина — нигде нет упругой влажной земли. И звук — монотонный, через пятки, изнутри в барабанные перепонки: «Тумб-тумб-тумб-тумб...» Не только пятки — даже уши отбило!
Но вот бугры кончились, тропа стала расширяться, расширяться — и превратилась в жёлтую вытоптанную площадку, окаймлённую пучками полуживой от сухости травы. Впрочем, вдоль верхнего края площадки полоска травы сияла настоящей свежей зеленью.
На желтизне глины пепельные пятна с чёрными крапинками углей обозначали места давно отгоревших костерков. Виднелась кое-где ржавь старых банок, белели лоскутья газет. Шурка, наконец, остановился, чтобы дождаться Серёжу.
— Поздравляю! — объявил он. Потом — широким округлым жестом как бы преподнёс Серёже всю эту площадку.
— Ну, что? — не понимая, хмуро спросил Серёжа.
— Что — «что»? — в свою очередь обиделся Шурка. — Первый, вот что!
— Кто первый? Где - первый?
— Родник первый! Я ещё с башни запомнил, а сейчас иду и всё думаю: когда же?!
Серёжино лицо оживилось.
— Нет, правда? — переспросил он и внимательно огляделся. — Так ведь... ничего нету, только глина наверху — сыроватая?!
— Нету?! Это сейчас «нету», когда самая жара! Сейчас только под травой сочится — видишь, какая зелёная! А весной есть, и осенью есть. Вот желобок в глине, совсем затоптан, и камушки затоптаны... А кто-то старался, обкладывал.
Серёжа с восхищением глянул на Шурку. Как это у него всегда: наблюдение к наблюдению, новое — к прежнему, и вдруг — вывод получился! И видишь то, чего глазом не видно. Умом видишь. Вот талант! Нет, с таким командиром — хоть на край света!
Вскоре увидали второй родник. Теперь и Серёжа кричит сзади: «Второй, да?!» Сверху вниз, поперёк тропы — цепочка зеркальных углубленьиц, каждое — величиной с пригоршню. Вода в них прозрачная-прозрачная, а друг с другом лунки соединены мокрыми дорожками. Так уступами и просачивается к обрыву...
Пройдя в гору десяток шагов, нашли исток. Обыкновенной сковородкой можно было накрыть это круглое мокрое место, усеянное — сразу не определишь — то ли очень крупным песком, то ли очень мелкими камешками. Здесь вода была холодная, а там, в последних перед обрывом лунках, ощутимо тёплая.