Лагерь «Лазурный» принимал смену юных ученых с размахом. Все было нацелено на раскрытие внутреннего потенциала ребят. Всевозможные конкурсы, исследования, научные эксперименты – познание мира и себя – способствовало развитию интереса к науке. А финал – многопрофильная научная выставка – конференция, где каждый мог представить собственный проект. Находиться в стороне от такой интеллектуально-насыщенной жизни было невозможно. А еще – Черное море, горы, потрясающие пейзажи – купайся-загорай – не хочу! Жили с сожалением: как мало в сутках часов, как не хочется тратить их на сон. Ночь – время задушевных разговоров и романтических встреч. Образ Шурочки несколько померк, об Ульяне вообще не вспоминалось, ведь вокруг было так много привлекательных девчонок, которые задорно улыбались Илюше, и ему оставалось лишь уступить зову плоти. И он уступил, выбрав зеленоглазую кудрявую веселушку Дашу, которая писала стихи и рассказы и смутно напоминала Шурочку. С Дашей танцевал он на дискотеках, тесно прижимаясь к упругому девичьему телу и не чувствуя сопротивления; с Дашей гулял он по вечерам до отбоя, нежно держа за обнаженные хрупкие плечики; с Дашей встречался душными крымскими ночами, когда мир вокруг засыпал. Ночные встречи придумала Даша, которая вообще была инициатором их отношений и начались они в последнюю неделю их пребывания в Артеке.
Жаркая южная ночь пьянила темнотой и близостью моря. Оно звучало повсюду, страстно стонало ударами волн и шепотом ветра. Даша уводила его подальше от аллей, где свет фонарей не мог обнажить бесстыдство желаний, где мрак скрывал истинность вещей, превращая все в ночной сон, кажущийся невозможным при наступлении утра. Даша поцеловала его первой. Илюша неумело тыкался поначалу в мягкую кожу ее губ и шеи, а потом приноровился, вошел во вкус, стал смелее, и уже не только губы, но и руки нашли себе применение, исследуя изгибы девичьего стана. Даша отдалась во власть Илюшиных желаний со всей страстностью первой любви. Очень скоро Илья оказался на траве, а Даша устроилась на его коленях. Желание, неведомое ранее, все сильнее охватывало парня. Мешал Дашин сарафанчик, хотелось мять и целовать нежную кожу маленьких грудок, и поцелуи опускались все ниже. Девушка не возражала. А когда она перевернулась на спину, Илья вообще перестал соображать: так жарко, так сладко ему было, такая сила выросла в нем, что хотелось одного: выпустить ее наружу, оросить своим семенем эту податливую девичью плоть. Нельзя!
Оба понимали это, поэтому трусики так и остались последним бастионом девственности. Илья ерзал между ног девушки, ему хотелось разорвать белье, которое так мешало, он чувствовал себя диким зверем, который не может насытиться добычей. И вдруг – внезапно почувствовал такое облегчение, такое озарение, такую пламенную вспышку, что испугался, остановился, затих: обморок? Удар? А когда понял, заурчал – засмеялся совсем по-звериному:
– Дашка, что мы творим?
– Не это, Илюша, ожидала я от тебя услышать.
– Прости. Я люблю тебя, Дашка, тебя одну люблю.
И с новой силой, неожиданно быстро выросшей, он набросился на девушку.
Ночи были короткими, а дни длинными. Днем все выглядело иначе, и Даша была другой. Она не позволяла никаких вольностей, и Илюшу это страшно раздражало. Ему хотелось ощущать ее кожу, вдыхать ее запах, ласкать ее волосы, чувствуя зарождение внутри себя неистовой силы. Все это давала ему Даша, но только ночью. Илюша знал, что до конца они никогда не дойдут. Он и не хотел этого. Он и так был безумно благодарен девушке за то новое знание о жизни, которое она подарила парню.
Глава 5
Илья Александрович шел к Саньке в палату. Операция, по словам хирурга, прошла успешно, показатели были стабильны, жизни девушки ничто не угрожало. Нов себя Санька так и не пришла, даже спустя пять часов. Из реанимации ее не переводили, она находилась под контролем приборов. Илья Александрович вошел. Он не видел девушку после операции, и она показалась ему совсем крошечной. Голова ее была забинтована, руки лежали поверх одеяла. Он сел рядом и, не находя другого занятия, начал пальцами водить по обнаженной руке. Кожа была мягкая, нежная. А на предплечье – татушка: « Твоя любовь – моя жизнь» Илью затрясло. Сколько лет прошло, сколько воды утекло, а эта детская татушка осталась навсегда.
*****
– Илюша, сыночек, тебя не узнать: возмужал, загорел, – Лариса Павловна с любовью разглядывала сына. Он был для нее смыслом жизни, и она никогда этого не скрывала. Лариса Павловна чувствовала, что зачастую ее любви слишком много, что сын стесняется ее чувств, но остановить себя не могла. За прошедший учебный год родительское тщеславие Ларисы Павловны насытилось в полной мере. Она тверда могла заявить: все получилось, моя жизнь состоялась в моем сыне, он мое творение, и я вправе гордиться им и собой.