– Не боись, кадеты, все не так плохо, как кажется!
Те угрюмо глядели на него. Левенец до сих пор сжимал в левой руке общевойсковой шеврон, а Самойлов, видимо, спрятал свой в карман.
Виталий вздохнул и заговорил снова:
– Сейчас мы вернемся в казарму, где вы заберете личные вещи и переоденетесь. А потом мы улетим.
– Переоденемся? – процедил Левенец мрачно.
– Улетим? – переспросил Самойлов. – Без бала?
Тут решил вмешаться Широких.
– Разговорчики мне! – буркнул он ничуть не грозно, скорее, как безмерно любящая шебутных внуков бабуля, но в то же время бесконечно от них уставшая.
Разговорчики тем не менее прекратились. В полном молчании спустились вниз, к адмиральскому подъезду и так же молча погрузились в кары – Виталий с Самойловым в головной, воспитатель с Левенцом – в замыкающий. И к западному главзданию подъехали тоже в безмолвии.
Виталий невольно сравнивал собственное поведение девять лет назад с поведением кадетов. В определенном смысле им было легче – Виталию пришлось справляться с обрушившейся несправедливостью в одиночку. Ну и с некоторым малодушием думалось, что ему, седьмому на курсе, было морально труднее. Ему по определению следовало отобраться в гвардию. Сидящий рядом Самойлов на своем потоке финишировал шестьсот вторым. Закончи обучение так же сам Виталий, он, скорее всего, угодил бы в шурупы естественным образом. Причем в шурупы настоящие, а не R-80. Да, форму он носил бы флотскую, возможно, даже летал бы…
И вдруг Виталий сообразил, что обладатели флотской формы в шурупских частях вряд ли пользуются большой любовью или хотя бы элементарной симпатией. Зависть снизу вверх всегда страшнее презрения сверху вниз. Как-то раньше это не приходило ему в голову. И вообще, может, именно с этим и связана маскировка всех спецподразделений под шурупов? И кадетам на самом деле надо радоваться, что им придется расстаться с повседневной флотской формой? Хотя стоп, про форму они еще не знают, это только после переодевания…
Тогда получается, что у обладателя итогового шестьсот второго места нет особого повода унывать. Самойлов и не унывал, насколько мог заметить Виталий. Ну так, самую малость, да и то лишь в силу того, что заранее смирился с непопаданием в гвардию, а вспыхнувшая было надежда слишком быстро угасла, чтобы оставить заметный след в душе.
«Приедем в казарму, – подумал Виталий, – надо будет за Левенцом понаблюдать. Ему-то прямая дорога в гвардию светила, ему должно быть куда досаднее. Надо будет сглаживать. А Самойлов… похоже, он уже погас. Если вообще полыхал».
Каптер ожидал их на месте и аж приплясывал – так ему не терпелось вернуться в старый корпус на праздник. Можно было его понять! Там выпуск, там однокашники, там столы накрыты, там девушки вот-вот приедут, а тут какой-то шуруп со своими непонятными делами.
«Ничего, ничего, подождешь, – подумал Виталий. – Пацаны вообще бала лишаются».
Переоделись Левенец и Самойлов довольно быстро и без эксцессов. Даже без вопросов. Вообще, новобранцы на удивление мало спрашивали – Виталий на их месте, помнится, бухтел ежеминутно, даже Никишечкин вроде бы на него прикрикнул разок.
Решив скрасить ситуацию капелькой позитива, Виталий впервые хоть что-то объяснил:
– Не коситесь на погоны, парни. Все верно: через час у вас даже в удостоверениях личности будет указано звание «капитан». Там, куда вас отобрали, лейтенантов нет. Капитаны и выше. Так что поздравляю с досрочным присвоением очередного звания.
Самойлов позволил себе улыбнуться, взглянул на товарища, но тот оставался суровым, как часовой с агитплаката. Поневоле и Самойлов прекратил улыбаться.
– Парадку сдать! – скомандовал Виталий.
Из-за угла, от лестницы, как раз выглянул вестовой. Пришлось втихомолку погрозить ему кулаком, чтобы спрятался и не отсвечивал. Задача у вестового была простая: когда Виталий с новобранцами уйдут, забрать у каптера обе парадки, добавить на каждый погон по звездочке, упаковать и ракетой доставить к глайдеру, но так, чтобы не мозолить глаза новобранцам. По традиции флотскую форму они должны увидеть уже в подразделении, в норе. В шкафчиках рабочих кабинетов.
Это сильно поддерживает морально, Виталий знал.
Тем временем Левенец и Самойлов прощались с воспитателем. Козырнули, пожали руки. Воспитатель что-то им сказал – скорее напутствовал, чем утешал.
– Все, двинули! – окликнул их Виталий и взглянул на хронометр. В целом из графика они не выбивались. Это было отрадно.
Дневальный, застывший на тумбочке, проводил троих шурупов неоднозначным взглядом.
На лестнице Левенец таки не выдержал и хмуро осведомился: