Клопы за деньги
Когда через пару месяцев после вселения ажиотаж немного спал и бытовая жизнь более или менее наладилась, Роберту из Союза писателей передали просьбу отдела культуры ЦК о фотосъемке для газеты «Известия» с большим интервью поэта. О том, что придет фотокорреспондент, предупредили заранее, за целый месяц, чтобы хватило времени подготовиться, расставить все по местам, навести, так сказать, красоту.
— Интересно, а где мы мебель возьмем? — вроде как сам себя спросил Роберт, зная, что им в новой квартире толком-то и спать пока не на чем. С прошлого места жительства перевезли совсем немного предметов, столы, лавки, этажерки были в основном там встроены, делали все на заказ. — Я точно не узнавал, но даже если мы сегодня поедем в мебельный, то ждать придется чуть ли не полгода, пока гарнитур или что-то там еще придет, надо же записываться. А тут съемка уже через месяц.
— Давай тогда купим антикварную, — чуть подумав, предложила Алла, — это сейчас самый писк, все как с ума посходили! А? Что скажешь? Ты не против?
— Да пожалуйста, Аленушка, главное, чтоб на ней можно было еще и сидеть, и желательно удобно, а чтоб не только для красоты. У меня ж сидячая работа, — спокойно ответил Роберт, улыбнувшись.
— Раюша недавно купила гарнитур из карельской березы, хвасталась, красоты, говорит, неописуемой, весь светится! У Фельдманов тоже похожий, весь выгнутый стоит, но из красного дерева, ампир, говорят, купили в Ленинграде, привезли, отреставрировали. Я уже так поспрашивала немного. Вроде все вполне довольны. Фельдманы вообще поменяли всю мебель, только один рояль из старых вещей и остался!
Большинство знакомых все чаще и чаще заговаривали об обустройстве, переезде, ампирах и псише, больших кухнях и отдельных туалетах, время какое-то другое наступило, посвободней, что ли. Еще лет десять назад было это все неважно, жили как жилось, по накатанной. То ли возможностей тогда еще не накопилось, то ли мода на старинную красоту вдруг требовательно настала, то ли возраст для перемен подоспел. Алле и в голову никогда еще не приходило заниматься таким несвойственным ей делом, как украшательство быта, обстановка квартиры, всем этим совсем не интересовалась, ну не лежала у нее душа, и все тут. Лида — да, та это дело любила, занавесочки, коврики, всякое такое, опять же мебель попередвигать — одно удовольствие. Дочку свою, Алену, помочь в этом никогда не просила, вот желание и не привила. Занималась девочка литературой, любила ее, знала, хотя и случился зигзаг — сходила на пару лет в балетную школу Большого театра, именно сходила. Вскоре поняла, что совершенно не хочет стоять всю танцевальную жизнь или у балетного станка, или за кулисами и ждать, когда будет дан сигнал красиво, дождавшись нужной музыки, засеменить на сцену вместе с остальными балеринками из кордебалета. В перерывах между репетициями читала запоем. А начитанная балерина — нонсенс. Поэтому бросила балет в одночасье и решила пойти в Литинститут, по стопам своего отца, который был известным журналистом и литературным критиком, другом Максима Горького. Вот и учили ее в институте навыкам совершенно другим: много читать, анализировать прочитанное, писать рецензии, высказывать свое мнение. А мама, Лида то есть, занималась домом и всем остальным, дочку в эти дела не вмешивала. И Алена привыкла, что помощь в обустройстве всегда приходила извне.