На этих словах мы расстались, и у меня есть причины их помнить. Едва я вернулся к себе, раздался звонок Берты.
— Быстро приезжай, это срочно.
— Что, Эвелина?
— Да нет. Честное слово, у тебя в голове только она. Все гораздо хуже. Жду.
Хуже?! Я пытался гадать, лавируя в пробках по утренним обледенелым улицам. Что-нибудь со здоровьем? Или новое обострение истории с Галуа? Поль был прав, вся эта афера начинала меня задевать. Берта живет в очаровательном особняке с садиком перед ним, по которому так приятно пройтись летом, но зимой это просто западня. Я пересек его как канатоходец, напрягая все мускулы. Берта, бледная как мел, ожидала меня в вестибюле и протянула листок бумаги.
— Читай!
В бумаге была только одна строка, составленная из букв разной величины, вырезанных из журналов.
«А если это не несчастный случай?»
— Только что пришло с почтой, вот конверт. Адрес написан печатными буквами, чтобы изменить почерк.
Я почувствовал удар, но постарался овладеть собой, проводил Берту в гостиную и сел рядом с ней на диван.
— Не надо принимать близко к сердцу. Мне тоже приходилось получать подобные мерзости. В таких случаях самое простое…
Я схватил с карточного столика нефритовую зажигалку и чиркнул ею. Берта задержала мою руку и взяла письмо.
— Нет, Жорж, подожди. — Она перечитала фразу. — Меня поразило, что это не похоже ни на оскорбление, ни на угрозу. Как будто кто-то хочет меня предупредить и советует изучить все гипотезы. Может быть, это действительно не несчастный случай?
Чтобы успокоиться, я зажег сигарету.
— Послушай, Берта, здесь не так уж много возможностей. Если не несчастный случай, то…
Я не рискнул произнести ужасное слово, она тем более. Я вышел из положения, сказав:
— Не может же идти речь о саботаже при изготовлении лыж? Лангонь их нам показывал, они в целости и сохранности.
С минуту мы молча обдумывали возможность преступления, затем я загасил сигарету и резко встал.
— Нет, и еще раз нет. Не выдерживает никакой критики. Предположим, ты упала с лестницы, или обожглась, или еще что-нибудь в этом роде, а я отправляю анонимное письмо: «А если это не несчастный случай?» Примешь ли ты это всерьез? Нет, если произошла случайность, а ведь именно так мы определили происшедшее, то и нечего тут искать, кроме случая.
Воспоминание о миссионере вспыхнуло в моем мозгу, но я его сразу прогнал.
— Скажу больше, если бы несчастный Галуа просто столкнулся с лыжником, над ним бы просто посмеялись. Никто не мог предвидеть, что он стукнется головой о дерево, не так ли?
— Ты очень мил, но вопрос не в этом. Галуа разбился на первом спуске. Мне могут поставить в вину, что я доверила ему испытывать недостаточно проверенный инвентарь.
— Но это же не преступление!
— Именно, это преступная небрежность. А еще я прокручиваю эту фразу в голове, смотри, Жорж, это бросается в глаза. Перечитай: «А если это не несчастный случай?», что означает: «А если это фатальная неизбежность?»
— Абсурд. Кто тебя упрекнет?
— Для начала люди с фабрики. Они потребуют, чтобы я объяснила, почему не сочла нужным провести более серьезные испытания. А почему? Ради немедленной выгоды, потому что дочка Комбаз такая же жадная до наживы, как и ее отец. Ну, ты их знаешь…
— Уверяю, ты просто вбила себе в голову, что виновата.
Я знал, что она рассуждает правильно, и только зря терял время в поисках решения, мне нечего было ей предложить. Может быть, организовать пресс-конференцию и все изложить напрямик, чтобы пресечь слухи.
Зазвонил телефон.
— Ты не поговоришь, — попросила Берта, — я не в состоянии.
Это был Лангонь.
— А, добрый день. Вы еще в Ницце? Возвращаетесь? Что узнали? Вскрытие ничего не дало? — Я повторял его слова для Берты, которая прислушивалась к разговору. — Перелом основания черепа? Никаких следов подозрительных веществ. Конечно, так мы и думали… Как? Существуют вещества, ускользающие от анализа? Я не знал. Во всяком случае, точно установлено, что это несчастный случай? Да, я передам мадам Комбаз, она отвратительно себя чувствует. Алло? А аптекарь? Вы его видели? Интересно, что он не слышал Галуа до последнего момента. Хотел отпрыгнуть в сторону и ринулся прямо под Галуа? Отсюда и столкновение, но он легко отделался. Разумеется, все расходы за счет фабрики. Когда, вы сказали, похороны? Послезавтра в Кремье? Там похоронены все Галуа? Извините, старина, я вас плохо слышу. Поспешите вернуться. Подробности расскажете лично, так будет лучше. Пока.
Я положил трубку.
— Кремье — это в сотне километров по заснеженным дорогам. Если ты считаешь…
Я пытался отвлечь ее, но Берта прервала меня.
— Почему аптекарь не слышал Галуа? Что, наши лыжи производят меньше шума, чем другие?
Я подсел к ней и взял за руку.
— Берта, если будешь продолжать в том же духе, это перерастет в навязчивую идею. Еще не поздно остановить производство «торпедо».
— Поздно, — отрезала Берта. — Я уже истратила на эти лыжи столько, что либо выиграю, либо продам фабрику. У меня нет выбора. Теперь ты понимаешь, я не имею права отступать.
— Хорошо, хорошо, но может быть, не ты ведешь игру. Перечитай письмо… Его можно интерпретировать и так: «А если это было подстроено?»
— Скажешь тоже… Подстроено кем? Следствие установило: несчастный случай.
— Подстроено кем? — повторил я. — Подумай, мы наивно полагали, что никто не в курсе, а оказалось, куча людей слышала о твоих лыжах. Среди них кого-то могли подкупить.
— Муж, — подскочила Берта, — конечно, он способен. Или Лангонь, — продолжала она, — или Эвелина. Смешно и подумать. Ты, я, кто угодно…
— Нет, не кто угодно. По моему мнению, на фабрике происходит что-то подозрительное. Не хочется употреблять громких слов, но если понять эту фразу так: «А если это было что-то другое, а не несчастный случай», то дело пахнет заговором, махинациями. Нас подталкивают искать причину. Как будто некто пытается, оставаясь в стороне, направить нас на верный путь.
Берта, чтобы лучше сосредоточиться, спрятала лицо в ладонях. Через некоторое время она подытожила:
— Если я тебя правильно поняла, мы должны выбирать между несчастным случаем, производственным браком и саботажем.
— Совершенно точно.
Увидев Берту в нерешительности первый раз в жизни, я почувствовал прилив былой нежности и погладил ее по голове.
— Берта, не надо поддаваться первому впечатлению. После этого письма могут появиться и другие, чтобы разорить тебя на бирже, спровоцировать беспорядки среди твоих работников. Ты должна их упредить. Постарайся через несколько дней дать интервью «Дофине», даже если Лангонь будет протестовать, поговори о новой модели «комбаз», но взвешивай слова и никаких намеков на Галуа. Ты ограничишься объявлением о выпуске новой продукции и все. А я в это время их серьезно испытаю, но, конечно, не с точки зрения чемпиона. Ведь эти лыжи предназначены не только для самых ответственных соревнований. Договорились?
— Ну, если ты считаешь… — согласилась Берта.
Я решил серьезно испытать лыжи, начать с самых азов, к досаде возвратившегося Лангоня. Поехал в Альп- д’Уэц один на один с лыжами Галуа, как любитель, желающий развлечься. И снова ощутил необыкновенную легкость. Стоило чуть наклониться вперед — и лыжи начинали ехать безо всяких усилий, больше напоминая коньки. Аптекарь из Антиба был прав, когда говорил, что не слышал, как ехал Галуа. Скольжение было великолепным, почти бесшумным, по крайней мере на малых скоростях. Я не рискнул выйти на крутые трассы, но понял, Лангонь не преувеличивает, новые лыжи «комбаз» потрясали. Я начал с простейших движений: плуг, гирлянды боковых соскальзываний, повороты упором, годиль. Время от времени я слегка терял равновесие, и это охлаждало мой пыл, но в целом «Торпедо» были великолепны. Оставался, конечно, скоростной спуск, роковой для Галуа. Пока такое испытание не будет проведено, останутся сомнения. К кому же мне обратиться на этот раз?