Маг постучал вилкой по тарелке.
— Ничего, за три месяца до поступления — выучишься, — заключил он, снова принимаясь за нелёгкий труд разрезания омлета. — Кое-какие зачатки дара у тебя есть.
— Это ещё с какой радости? — снова поперхнулась я, на этот раз ватрушкой.
Мне улыбнулись. Вот той самой змеиной улыбкой, от которой по спине мороз ползёт.
— Скажи мне, Кэт, ты притворяешься или и правда дурочка?
Я обиделась. Кем меня только не называли. Особенно в последние сутки. Но дурой — никогда.
— Ты не задумывалась над тем, каким вообще образом тебе удалось стащить что-либо у мага? А?
— Времени как-то на такую ерунду не было, — буркнула я, чувствуя, что облажалась. И правда — задуматься стоило.
— Вот потому у тебя есть все шансы поступить в Академию. К тому же — неплохая возможность начать жизнь с чистого листа, не считаешь? Сможешь потом получить диплом. Найти работу и не лазать больше в форточки или срезать кошельки. Так что, можно сказать, я оказываю тебе неоценимую услугу.
Нет, конечно же, в его словах было зерно истины. Но…
— Как-то всё сладенько у тебя очень выходит. Прям до оскомины, — сказала я, уже ощутив вкус сыра в мышеловке.
— Не смею тебя разубеждать. И всё же настоятельно рекомендую задуматься над своим образом жизни. Сколько тебе? Пятнадцать?
— Семнадцать, — буркнула я.
— Вот. А уже в такой плачевной ситуации оказалась. Того гляди и головы лишишься в лучшем случае через год-другой.
И это тоже чистая правда. Мамка моя до тридцати дотянула. И то благодаря тому, что считалась самой удачливой воровкой в Квартале Семи Висельников. Но удача — дама непредсказуемая и капризная. Глазом моргнуть не успеешь — и ты в петле на базарной площади. Колышет ветер твой хладный труп, который потом ещё и студенты-лекари распотрошат, как им захочется. Ну или в пьяной драке кому более удачливому под руку подвернёшься…
— Ладно. Что делать нужно?
Магистр Змей улыбнулся, отчего мне почему-то стало ну вот совсем тошно.
— Пока учиться. Завтра же начнёшь заниматься. И не забывать, что моё благородство имеет границы. А ты, гадина такая, должна думать в первую очередь о том, как вернуть мне мой медальон.
— А дяденька магистр не подозревает, кому он понадобиться мог? — откинулась я на спинку стула.
— Дяденька магистр, — передразнил он меня, — даже не подозревает, кому мог понадобиться его медальон.
Врёт. Пяткой чую, что врёт. Но говорить об этом не буду. Пусть думает, что верю ему на слово.
— Но обрати внимание на преподавательский состав. Не думаю, что студенты имеют хоть малейшее представление о том, что собой представляет Артефакт Ролдена.
Вот и узнала хоть, что за вещицу увела.
— Сэм не говорил, мужик или баба заказчик? — спросила я, проникнувшись всей глубиной ямы, в которую свалилась. Обворовать второго мага к ряду… это ж сколько удачи нужно иметь?
— Мужчина или женщина, — поправил меня магистр Волен. — Мне неизвестно. Но у меня ж ты есть. Вот и выяснишь, кому там жить надоело в Академии.
— Всенепременно, — ляпнула я, совершенно не желая продолжать сей лишающий всякой надежды на хоть какое-то будущее разговор.
— Дяденька магистр Волен, — взвыла я, понимая, что от этих закарлючек уже в глазах рябит. — Дай передохнуть.
За неделю в доме мага я уже успела возненавидеть его, его дурацкую идею, мисс Маргарет, что обучала меня правилам этикета, эту чёртову библиотеку… Помянуть самыми недобрыми словами Трёхглазого Сэма, медальон и собственную алчность. Раз сто пожалеть себя. Вру. Больше.
— В гробу отдыхать будешь, — обрадовали меня. — И не припомню, чтобы в моём семейном древе значилась Шустрая Кэт. Потому никакой я тебе не дяденька, а магистр Абрахам Волен. Можно просто магистр. К тому же, Кэтрина, никто же не говорил, что будет легко. Зато — тяжело в учении… как говорится, — поднял он назидательно свой птичий костлявый палец.
— Черти б тебя забрали, — буркнула я и тут же, миленько улыбнувшись, добавила: — Магистр Абрахам Волен.
Маг покачал головой и тяжело вздохнул.
— Эд, принеси нам чай с мёдом, — приказал он, даже не поворачивая головы.
Молчаливая статуя у двери, именуемая герром Эдом, сдвинулась с места и поспешила исполнить указания.
— Не любит он меня, — изрекла я, когда в библиотеке остались только мы вдвоём и мудрость, столетиями собираемая предками Волена.
— А за что тебя любить? — вполне резонно заметил магистр. — Представь, что он видел и слышал от тебя за всю неделю твоего пребывания в моём доме. Хамишь, дерзишь. От своего жаргончика никак не избавишься. Он, между прочим, натура с тонкой душевной организацией. К подобному поведению юных девушек не привычная.