Александра Семеновна заставляла Мишу выходить на улицу, прогуливаться до почты, заходить в магазин. Она водила его на выставки и как-то раз затащила в кино. Он больше не был ее мужем, но не мог остаться человеком, о котором она перестала бы заботиться. И Миша, в которого с таким усердием вселяли надежду и желание жить, начал понемножку приходить в себя.
Он повеселел и буквально расцвел, когда узнал о появлении в семье Максима и Марьи еще одного ребенка – в середине девяностых у уже немолодой семьи родилась, наконец, девочка.
Аленка превратилась во всеобщую любимицу. Бабушка с дедом могли часами спорить, кто заберет внучку к себе на выходные, четверо мальчишек Алексеевых – Кирилл, Вова, близнецы Алик и Сережа, были, как они сами себя называли, ее «крышей», и в своих дворах пообещали «набить морду» каждому, кто только приблизится к коляске. Дядька, съездив в Европу, накупил племяннице гору платьев на все возрасты вперед и целых три настоящих Барби. Марья хмурилась и говорила, что Аленка будет избалованной и тщеславной, но девочка росла настоящим солнышком.
Она начала улыбаться с первых моментов жизни и после, казалось, улыбку с лица не снимала. У нее были кудрявые Мишины волосы, светлые, как у бабушки; мамина худенькая фигурка и большие, серьезные глаза, как у папы. Аленка была подвижной, но не надоедливой, а скромной и вежливой, любила книжки и всегда стремилась узнать новое.
Она любила гулять с бабушкой по вечерам и внимательно слушала ее рассказы. С ранних лет Аленка знала об истории своего города, умных львиных головах, построенной бабушкой школе и красочном Невском проспекте, который приобретает совершенно разные оттенки в разное время года. Она гордилась тем, что ее бабушка не только «народный учитель СССР», но и с недавних пор «житель блокадного Ленинграда», и хоть город уже несколько лет как вновь приобрел свое первое название, Аленка иногда любила называть его «по-бабушкински» – Ленинградом.
Кирюша давно вырос и из хилого слабого здоровьем ребенка превратился в светловолосого стройного юношу с голубыми глазами и задорной челкой, то и дело спадавшей на глаза. Он оканчивал институт, увлекался электронной музыкой и уже успел помять свою первую машину, купленную заботливым папой. Бабушку он по-прежнему любил, но теперь уже не пылал желанием проводить с ней много времени: красочные книжки для Кирюши с взрослением превратились в глянцевые журналы, карамельные петушки – в мятные жвачки, а детсадовские утренники – в ночные клубы. Учился он неважно, зато отлично проводил вечера – шлялся по модным кабакам, мешал на все лады коктейли, стрелял глазами в поисках пышногрудых девчонок. Папины деньги Кирюша тратил, не задумываясь, но был не жадным, не грубым, а скорее мягкотелым, флегматичным.
Узнав, что внук проводит время в «лучших» ночных клубах страны, Александра Семеновна не на шутку встревожилась и провела серьезное расследование. Наркотики, как выяснилось, Кирюша не употреблял, а вот дорогие сигареты покуривал и выпивал малость, но Александра Семеновна быстро успокоила сильно разнервничавшуюся Ниночку:
– Ничего, подрастет – забудется. Девок водит?
Ниночка кивнула и снова разрыдалась.
– Это все Женька треклятый, разбаловал его!
– Ну и хорошо, – с улыбкой ответила Александра Семеновна. – Парень нагуляться должен. Ну чего ты в три ручья, глупая? Хуже, когда мать с отцом ни во что не ставят, а Кирюха нас любит…
И, правда, Кирюша с уважением относился ко всем родственникам, не любил споров и ссор, предпочитая молча выслушать собеседника. Он старался не пропускать семейные обеды, хотя проводил их обычно в привычном для себя молчании; особенно он заботился о бабушке – заезжал в гости, привозил подарки с курортов, куда возил очередных пассий. Он не хитрил, избрав для себя «путь наименьшего сопротивления», как любила иногда ворчать Ниночка, нет – Кирюша просто существовал в двух абсолютно разных параллелях – дома и в клубе. Однако Александра Семеновна чувствовала, что к ней он все-таки тянется больше всех, то ли в силу того, что она проводила с ним много времени в детстве, то ли просто потому, что, пожалуй, была единственной из старших, кто не набрасывался на него при первой же возможности, обозвав «хулиганом» и «лентяем». «Всему свое время», – любила повторять Александра Семеновна, и Кирюша глубоко ценил ее за эти слова.
Близняшкам – Алику и Сереже, как и их двоюродному брату – Вовке минуло шестнадцать, и время, проведенное с этими ребятами, Александра Семеновна считала наивысшим дарованием. Внуков она называла «тараканами» – не собрать, не созвать, у каждого свои дела и заботы. Воспитанные и выросшие в равных условиях, близнецы оказались абсолютно разными: спокойный, благоразумный Сережа и егоза Алик, в детстве служивший главарем дворовой банды. Вовка был «тарахтелкой», в минуту – сто слов, маленький и шустрый – оглянуться не успеешь, а он уже – шмыг-шмыг и умчался.