К восьми часам дом начал пустеть – разошлись гости, разбежались дети, уехал по какому-то срочному вызову Женя, улетел на тренировку Макс. Невестки помогли справиться с посудой – вскоре и за ними захлопнулась дверь.
В квартире остались лишь Александра Семеновна, притихший то ли от вина, то ли от усталости Миша, и Витя Услаев, за которым сын обещал заехать чуть позже.
– Старая добрая компания, – усмехнулся Виктор, когда Александра Семеновна вошла в комнату, чтобы поставить в сервант чашки. – Может, прогуляемся?
После душной, набитой людьми квартиры сыроватый морозный воздух показался им сладким и бодрящим. Они молчаливо шли вдоль проспекта, разглядывая гирлянды и яркие витрины магазинов, веселых, счастливых прохожих с хрустящими пакетами, увесистыми коробками, свертками, громадными елками в руках. Крупными хлопьями валил снег, опускаясь на тротуары, крыши машин и домов, шапки и куртки людей. Неподалеку в торговом центре гремела музыка, крутящаяся дверь на входе впускала и выпускала десятки смеющихся и спешивших куда-то покупателей, а над ней развевалась на ветру вывеска «Здравствуй, Новый год!».
– Подумать только, – вздохнул Виктор, ботинком всковырнув добрую порцию снега и подкинув его. – 2007 год. В детстве я думал, что люди к началу XXI века придумают эликсир бессмертия.
– А я думал, что мы к этому времени будем в космос каждый день летать, – усмехнулся Миша.
– А я боялась, что и завтра не увижу, не то, что двухтысячные… – тихо сказала Александра Семеновна. Она хотела просто промолчать, но слова сами вырвались из ее уст.
– Врешь ты все, – лукаво посмотрел на нее Виктор. – Вот врешь и не краснеешь. Ты из нас троих самая смелая была. Помнишь, Мишка, как она представления устраивала в квартирах? Холод, голод… Как сейчас, только мы не в куртках теплых, а в рваных шубах – все что осталось. Санька достает из нашего комода старые потрепанные ослиные уши, берет тебя за руку, и вы идете в дом. Мне тогда так хотелось пойти с вами, ты себе не представляешь! Но я не мог. Не мог и все.
– Вот почему? – воскликнула Александра Семеновна. – Я все время хотела у тебя это спросить, но боялась даже заговорить. Ты был такой… неразговорчивый. Почему ты не ходил с нами?
–Угрюмый, – очень тихо ответил Витя и снова всковырнул ботинком снег. – Я был угрюм и застенчив. Я боялся с вами идти, потому что не мог приносить людям радость. Что я им покажу? Узкие опухшие щелки вместо глаз от голода и мертвенно-бледную печаль… Даже сейчас не могу стереть ее с лица. Блокада лишила меня всего и всех.
Александра Семеновна заметила в его глазах слезы, которые он поспешно смахнул, изо всех сил делая вид, что ничего не произошло. Сколько помнила она Витю, столько видела его печальное лицо… Только она думала, что это природное, а оказалось, вон как. Отпечаток войны.
– «Я порою себя ощущаю связной», – медленно и тихо произнесла она. Миша с Витей, не прерывая ее, задумчиво и молча брели.
– Между теми, кто жив
И кто отнят войной…
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь…
В лужах отражались лучики апрельского солнца, и Санька, выбежав во двор, радостно принялась топтать свежую грязь, разбрызгивая вокруг себя воду. Весна, весна!
– Здрасте, дядя Петр! – звонко прокричала Санька дворнику, отдиравшему неподалеку доски от сарая. – Чего там копаетесь? Весна на улице, весна!
– Погоди ты кричать, вот ведь шустрая! Помоги лучше здесь, надо дощечки на дрова пустить, а мужика днем с огнем не сыщешь…
Санька свистнула в оба пальца, и через минуту во двор вошли еще двое – кудлатый Миша Алексеев и нахмуренный Витя Услаев.
– Дровами запасаетесь? – спросил Миша, с силой потянув на себя доску.
– Запах плохой, – крехтя, отвечал дядя Петр. – Нечисто тут что-то.
Хлоп! Оторвав доску, Миша упал на землю. Из сарая пахнуло смрадом так, что ребята закашлялись. Дядя Петр сдвинул брови и, поплевав на ладони, вытащил еще одну доску – почти что гнилую. Раздалось шевеление – две толстые крысы прошмыгнули из дыры и умчались в неизвестном направлении.
Сарай был полон недавно замороженных, начинавших оттаивать трупов.
Я – связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесеньем из боя
Остался мой стих -
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений…
-Не трожь, глупый ты! Не трожь, кому говорю! – бежала Санька за мальчиком вдоль самого берега Невы. Шел ледоход, и она чувствовала, как неприятный холод бродит по ее спине. По грязной воде плыли черные от грязи детские игрушки – куклы, мячики, коробки. – Если бы это была настоящая кукла, она бы наполнилась водой и давно утонула! Это фашистские провокации!