Дверь открывалась с трудом – все примерзло в доме. Половицы нещадно скрипели, и двое: кудрявый светловолосый мальчик в неповоротливом тулупе и худенькая курносая девчонка, замотанная в платки так, что виднелись только большие серые глаза – входили осторожно, боясь разбудить ребенка.
В комнате было светло. Валечка крепко спал в самодельной деревянной кроватке, причмокивая во сне. В углу на тахте, завернутый в рваные тряпки, тоже кто-то лежал, но оттуда не доносилось ни звука.
– Пойдем, Санька, – прошептал Миша, неуклюже разворачиваясь в своих валенках на три размера больше. – Тихий час, не до ослов им.
Он дернул Саньку за рукав, но та не шелохнулась. Прищурившись, смотрела на кровать, и ее серые глаза были крайне серьезны.
– Миша, там не спят.
Добрела до кровати, хотела сдернуть одеяло, но не смогла – примерзло оно к тому, кто еще несколько часов назад был живым человеком.
Валечка, словно что-то почувствовав, закричал сквозь сон.
Приближался май, и Александра Семеновна с удовольствием наблюдала за позеленевшим городом, ярким солнышком, белыми ночами. Вечерами она выходила на балкон и глядела на уходящее солнце, на резвившихся во дворе ребятишек. Участились боли в пояснице, и Женя запретил выходить ей гулять одной – приходилось ждать Аленку.
В один из таких вечеров в ее квартире раздался телефонный звонок.
– Мы – гимназия, одна из лучших школ Санкт-Петербурга, лауреаты всероссийских конкурсов и программ, призеры в номинации… – бойко вещала в трубку молодая женщина, не давая возможности опомниться. – На следующей неделе организуем концерт в честь Дня Победы, приглашаем Вас как известного блокадника и почетного человека нашего города, Народного учителя Советского Союза выступить с речью…
Трещали как из пулемета, но суть Александра Семеновна уловила – произнести речь на концерте.
Что ж, такие предложения в последнее время поступали нередко. Перестали звать на концерты ветеранов – старели они, из квартир и больничных палат почти не вылезали – тут и вспомнили о блокадниках. Но не любила эти вечера Александра Семеновна. Разве что в 210-ю ходила – там она была своей, ее хорошо знали. Да в школу ту, где проработала тридцать с лишним лет, иной раз захаживала. А в последние годы и вовсе дома сидела.
Приятно, конечно, когда поздравляют. Только уж больно красивые речи говорят, а это Александру Семеновну всегда пугало. Да и тяжело ей было слушать – вспыхивали воспоминания, начинало болеть сердце, трястись руки… Еще десять лет тому назад она бы и слезинки не проронила, а тут – рыдать в три ручья так, что платка не хватало. А вокруг все оборачиваются и сочувственно смотрят. Как-то в 210-й один мальчишка, перегнувшись через проход, прошептал ей:
«Вы для меня – как памятник. Столько всего видели!»
Вот в памятник ты и превратилась, Семеновна. Каменное изваяние. Ни рукой ни двинуть, ни ногой шевельнуть, поясница, того и гляди, отвалится. Ноги у нее еще в студенчестве побаливали – война весь иммунитет забрала. Врачи советовали теплые ванны, санаторное лечение, прогнозируя сильные боли в старости, да куда там… В двадцать лет о восьмидесяти разве думаешь.
Поэтому последние годы на концертах Александра Семеновна не появлялась – поди, и стихи со сцены читать разучилась. А вот на встречу с «самой лучшей» гимназией согласилась – ни разу там не была, но еще до выхода на пенсию была наслышана о ней всяческих похвал.
Дети выступили категорически «против». При последнем осмотре доктор велел предоставить матери полный покой – никаких волнений, переживаний… Сердце уже не юношеское – это всеми своими аппаратами он проверил.
– Я бы советовал Вам лечь в больницу, – говорил врач, собирая свой чемоданчик, на вещички которого любила смотреть Александра Семеновна – уж больно занятные. – Полежите с недельку-другую, все проверим, обследуем… А то у вас целый букет расцвел – суставы, нервы.
– Да и кости ломит, – с умным видом кивнула Александра Семеновна. Но в больницу ложится до майских праздников отказалась – не может она так… В такой день надо хотя бы до львов добраться. А если силы будут, то и на Пискаревку заскочить.
С лечением Женя договорился на конец весны, а на лето запланировал пресловутый санаторий.