— Что теперь? — спросил у зверя.
Он когтями вырвал у меня Зверобоя и наступил на него, ружье хрустнуло пополам как тростинка. Косолапый взревел так, что у меня уши заложило, развернулся и со скоростью пули выскочил за дверь. Я накинул засов и по стеночке сполз на пол. Неправильная это планета и звери здесь неправильные. Люди — вообще нет слов: своих же братьев на смерть бросают, в рабов превращают. Я по сравнению с ними, просто невинный агнец. Троих замочил по указке мутанта, но ничего не чувствую — просто усталость. Повернись дело немного иначе, сам под раздачу попал бы. Они меня зачем у Лорика выпросили? Про идею живой приманки, отлично помню. Не Моркету, а мне пришлось бы ее изображать. Я теперь, знаю девиз этой планеты: «Ты сдохни сегодня, я завтра!» Одно радует, они сами себя перехитрили.
Ночь проспал в полглаза, ворочался, на душе было неспокойно. Утром, вывернул пещеру наизнанку, искал вещи, что они с трупа забрали. Синт спал на сундуке, там и обнаружил тайник. Под вторым дном лежала броня, как на человека, так и на медведя. Никаких особых изысков, те же щитки из панциря плавуна. Пара двуствольных пистолетов и длинноствольное ружье по типу Зверобоя — стволы и механизм стальные! Оружие настолько отделано костью, что понять этот факт можно было, только заглянув в каналы стволов и открыв затвор. В остальном — полный стандарт, мои иглы и орехи прекрасно подошли. Осторожно выглянул на улицу, зверя не видно.
Принялся заметать следы, утащил тело Моркета к морю и благополучно утопил. Туда же отправил скарб покойной троицы, добавил для пущего эффекта, кое-что из имущества артели. Вернувшиеся люди решат, что троица удрала. Одного буера не хватает, значит уплыли. С горечью посмотрел на груды кальмара, они замерзли, но птицам устроить пир, это не помешало. Что не склюют, то загадят. Возвращаясь назад, увидел что посередине тропинки, сидит медведь. Прицелился в него и заорал:
— А ну, проваливай отсюда! Ты большой и одной иглой тебя не проймешь, но я очень постараюсь перед смертью!
Косолапый посмотрел на меня с укоризной и медленно завалился набок. Тьфу ты! Не было печали, еще и с ним возись! Закинул ружье на плечо и подошел к нему. Взял рукой за ошейник и потянул.
— Вставай, нечего разлеживаться. Дойдем до пещеры, рану промою. Учти, попробуешь меня укусить — в морду дам!
Возился с ним четыре дня, зверюга заняла половину комнаты, но уверенно шла на поправку. Самый страх был, когда я ему рану вскрывал, полведра гноя — ерунда. Лежит смирно, рычит, а потом раз, и у тебя перед глазами его пасть лязгнет, словно капкан. Учитывая, что моя голова, вошла бы в нее без особых проблем, смешно мне не было. Понимаю — больно, но ты же мужик, терпи! Примерно так я медведю и втолковывал, полное впечатление, что он человеческую речь распознает. На четвертые сутки удалил швы и стал собираться в дорогу. Тянуть больше не с руки, в Ногрейн решил не возвращаться, лишних вопросов могу и не пережить. Почесал медведю лобастую голову за ухом и попрощался:
— Бывай косолапый. С собой взять не могу, ты приметный, в карман не спрячешь. Тебе прямая дорога на север, домой. Я пойду на запад, где-то там находится третий город. Мне без людей не выжить, мало знаю, да и модификации нужно провести. Иначе рано или поздно, помру безвинно в сугробе. Ты даже не думай задерживаться, мех у тебя добрый, живо шкуру на половички пустят. Это тебе не артельщики-трусы, выгонят в поле пару сотен стражников, ничего не поможет.
Глава 8
Буер выбрал самый маленький — двухместный, однопарусный. Багажного отделения на нем не было, но на второе кресло, можно было много чего впихнуть. Я туда кожаный баул пристроил, самый большой из найденных в пещере. Дорога до приметной льдины пролетела быстро, я приноровился к парусу и впервые поднял его на полную высоту. Выкопал мешок и покатил по трассе, искал поворот на запад. Нашел его без особых проблем, как уже упоминал, округа города была достаточно наезжена. Фактически люди плотно заставили поселками и охотничьими лагерями побережье и леса. Ледовые плеши, где веера по какой-то причине не росли, использовались в качестве дорог. В двух словах, плотность населения обрисовывалась следующим образом: где густо — где пусто. Можно было ехать несколько дней и кроме редких буеров никого не встретить, стоило свернуть в лес или к кромке льда, обязательно на кого-нибудь наткнешься. Знал бы раньше, глядишь и в рабство не попал бы, прошел бы пустошами до крупного поселения.