— Хорошая девочка.
— Она мне как дочь, — буркнул солдат.
— Это дело твое, мой друг. Вот что, осмотрись пока тут. Спроси на кухне Виллена, он тебе все покажет. Что понадобится, скажи. Пошли со мной, мальчик, — он сжал пальцами плечо Эдина.
В той самой комнате снова горел камин, а к креслу Графа был придвинут шахматный столик.
— Подсаживайся, вон стул, — сказал Граф, — мне так давно хотелось с тобой сыграть.
С тех пор, как Эдин научился у Димерезиуса правильно переставлять фигуры, они с Графом играли при каждой встрече. У фокусника Эдин, случалось, и выигрывал, последнее время чаще, чем раньше. У Графа пока ни разу.
Граф маленьким ключиком отомкнул выдвижной ящик под столешницей, там на черном бархате лежали шахматные фигуры. Резные костяные фигуры, а не крашеные деревянные. И такой красоты были эти шахматы, что у Эдина дух захватило. Не просто фигуры, а статуэтки людей, каждая непохожа на другие. И не белые и черные, а светлые, светло-костяного цвета, и темные, лишь слегка коричневые. Пока Граф вынимал и аккуратно ставил на столик фигурки, Эдин заметил одну и подвинул ближе. Она была из темной половины, женщина в дорогих одеждах и с волосами, убранными под шапочку — явно знатная леди. Эдин смотрел, боясь отвести взгляд, не понимая, что это с ним, почему хочется смотреть еще и еще.
— Фигурка тебе кого-то напомнила? Может быть, мать? — голос старика дрогнул.
— Нет. Мама была совсем другая.
— Ты помнишь свою мать?..
— Да, мне ведь уже было пять лет, когда она умерла. Мама была тоже красивая, но другая. Ее звали Виолика.
— Виолика, значит. Маленький голубой цветочек, — вздохнул Граф. — Что же ты о ней помнишь?
— Ну… у нее были темные волосы, очень длинные, она пела мне на ночь, учила кататься на бочке… перебирать ногами, чтобы не падать. И показывать разные штуки на кольце и перекладине. Она сама здорово все умела.
— Да. Вы, люди из цирка, большие ловкачи, потому что учитесь всему с детства, верно? А отца ты тоже помнишь?
— Его я и не знал никогда, — Эдин засмеялся. — Он, наверное, не из цирка. Знаете, говорят, что отец циркача или тоже циркач, или сам герцог! Ведь если я не знаю своего отца, то он запросто может быть каким-нибудь знатным человеком, правда?
О таком действительно говорили. Красивые циркачки нравились лордам и оставались в их замках, а хозяину цирка обычно доставался увесистый кошелек. Чаще всего эти женщины возвращались обратно. Отец Фано, например, был бароном из Южной Кандрии, так утверждала Мерисет, прежняя жена дядюшки Бика..
— Что ж, я бы не стал этого исключать, — с улыбкой согласился Граф. — Вот что, Эдин-удача. Ты ни разу не выигрывал у меня в шахматы. Я хочу, чтобы это случилось, и я знаю, насколько воодушевляет обещание награды. Какую награду ты хотел бы получить за свой выигрыш?
Эдин молчал.
— Не стесняйся. Просто скажи, чего бы тебе хотелось. Или хочешь подумать?
— Вот это, — Эдин протянул руку к фигурке шахматной королевы на столе.
Граф нахмурился и некоторое время молчал, Эдин уже опустил руку и покачал головой:
— Простите, Граф. Она слишком дорогая, наверное.
— Да, мой дорогой, она бесценна, — Граф вздохнул, — но ты сделал хороший выбор, и ты ее получишь, непременно. Только выиграй у меня в шахматы.
— Я не подумал, Граф. Как же тогда играть, если я её возьму? — Эдин уже жалел, что попросил столь поспешно.
— Это ничего, я закажу у резчика другую. А эта, именно эта, будет твоя. Договорились? Ты по-прежнему ее хочешь?
Эдин кивнул.
— Тогда решено. Кстати, потом я расскажу тебе, что это за шахматы. А пока расставляй фигуры. Ты играешь черными, согласен?
Граф выиграл очень быстро.
— Наверное, не о том думаешь, — недовольно сказал он Эдину. — Не отвлекайся. Ты должен видеть поле целиком, все фигуры! Нет таких, которые мало значат. Зачем было так легко отдавать мне пешки?
Эдин насупился. Что тут ответить? Отдал. Не рассчитал малость.
— Когда играешь, никогда и ничего не отдавай просто так, — добавил граф, остро глядя на Эдина. — И скажи-ка мне, друг мой, кем бы ты хотел быть в шахматной игре?
Ответ, вообще-то, был очевидным: ферзем, конечно! Но здесь ферзей изображали фигурки женщин, поэтому Эдин слегка растерялся. Показал на офицера, потом его рука, чуть остановившись на короле, все-таки коснулась ферзя.
Граф хохотал, откинувшись на спинку кресла.
— Я вижу, ты уже постиг азы дипломатии, мой мальчик. Ты не хочешь быть королем, потому что не смеешь, или потому, что сам по себе он слабая фигура? Только ответь честно!