И я сдался.
Черная тень настигла меня в поле. Она выросла из сумрака, когда я брел к стенам Бергхейма. Бесформенная, похожая на силуэт раздувшегося уродливого бегемота. Факелы на частоколах обещали безопасность, но были так далеко.
Тень шла по пятам. Камни под ее тушей чернели, мох высыхал и крошился. Монстр менял саму суть вещей, выворачивая их наружу. Делая белое — черным. Живое — мертвым.
Его зловоние било в нос похлеще нашатыря. Я бежал по мху, перепрыгивая камни, но стены города, словно издеваясь, лишь удалялись.
Зато приближалась тень. Она становилась все больше, закрывая собою звездное небо. И огоньки далеких светил гасли, поглощенные мглой. Вонь становилась сильнее, через ноздри она вползала в тело и сковывала мышцы. Ноги налились чугуном.
Я закричал, пытаясь вырваться из объятий смрада. Ног коснулось что–то холодное, твердое. Земля изрыгнула десятки склизких щупалец, и те обхватили меня. Присоски врезались в кожу, и силы ушли окончательно. В отчаянии я лишь мог наблюдать за тем, как все ниже пояса оказывается в плену пульсирующего кокона.
Тень приближалась, а клубок холодной упругой плоти поднимался все выше.
— Где твои шутки, шут? Где твои шутки? — спросила тьма.
Я задрал голову, встречая тьму. Животный ужас сжал кишки холодной ладонью. Силуэт заполонил весь мир. Он окружил меня, отрезав от огней Бергхейма.
— Где твои шутки? Где–твои–шутки? ГДЕТВОИШУТКИ? — ревело вокруг.
И тут закричала Света.
Вопль разодрал подступающего монстра. Я подпрыгнул на кровати, стряхивая липкую паутину кошмара.
Света стояла у печи и визжала.
— Что такое? Что случилось? — Снежок оттолкнул ее назад, еще не проснувшись, но уже выставив перед собою меч.
Юра висел у двери. Голова свернута набок. Петля перекинута через балку у потолка. Выпученные глаза остекленели.
— Млять… — сказал я.
Мимо промчался Стас, он зачем–то обнял одеревеневшее тело, попытался его приподнять и закричал:
— Помогите, помогите! Режьте веревку.
Игнат поспешил ему на помощь. Рубанул наотмашь, и труп Юры грохнулся на пол. Затем охотник флегматично открыл дверь и выглянул наружу.
— Стас, он скорее всего с поля идет, — сказал он Книгожору. Тот сидел на полу, над телом Кренделька. Вздрогнул, услышав голос Игната, а затем неуверенно улыбнулся. Олег приобнял Свету, успокаивающе ей что–то нашептывая. Судя по тому, как та прижалась к альбиносу — к парочке лучше не лезть.
Я перешагнул труп Юры, выбрался на улицу и уставился на поле. Над горами полыхало зарево рассвета. Прохлада немного отрезвила, развеяв последние следы ночного кошмара. Чертов сон напугал больше, чем висящей у двери труп. Может я тоже из этих, из социопатов? Тут вроде бы человек умер. Пусть и в игре, но все же.
Юры нигде не было видно.
— Через сколько после возрождения исчезает тело? — спросил я.
— Через двадцать–тридцать минут, — сказал Игнат. Он встал рядом со мною. Невозмутимый, внимательный, зорко оглядывающийся.
— Тело коченеет через сколько?
Охотник поджал губы. Кивнул:
— Ты прав, Лолушко. Это странно.
— Егор, — поправил его я.
— Какая разница? — не посмотрел на меня Игнат. — Пойду, прогуляюсь до поля.
— А Ловелас?
— Я тоже охотник. Если почувствую его — отойду.
Игнат ловко спустился с холма и пошел в сторону поля, а я вернулся в дом. На душе стало чуточку тревожно. Если сначала думалось, что тараканы у всех свои, и Юра так мог выбросить пар, то теперь, глядя на его окоченевшее тело и не видя поблизости воришку — закрадывались нешуточные подозрения: на этот раз здесь возникла совсем не игровая ситуация.
Разумеется, никто ни на какую работу не пошел. Лишь Игнат отправился на озеро, на рыбалку, и то, скорее всего для того, чтобы не оставаться в королевстве уныния. Исчезновение Кренделька будто разорвало общину. Лишь Олег да Света держались вместе. Миша не выходил из дома, а Стас не отходил далеко от сарая, погруженный в свои мысли.
Я же вспоминал ночной шепот Кренделька и слово «Характеристики». Ему пришел ответ. Ну наверняка же что–то, или кто–то, ответило ему на вопрос.
После которого Юра полез в петлю.
Что же ему ответили? Уж точно не отмахнулись, как от меня. От сообщения про игнор богами руки на себя не накладывают. Но тогда зачем он это сделал? Уж точно, чтобы не свести счеты с жизнью.
Черт, а вдруг это и есть выход? Может, достаточно покончить с собой, игра отпустит? МерзОта–то какая. Я поделился соображением со Стасом, но тот лишь помотал головой.