— А Нар! Разве не ты отдал ее палачу?!
— Не я! — Тодрик искренне верил в свои слова… — Торья пожелал заполучить ее, а Мастер сказал, что пусть так и будет… — закончил он уже совсем тихо.
— Как все нелепо… — пробормотал Руальд. — Будто в глупой истории бродячего менестреля.
— А разве ты не знал? — Шут так удивился, что не сдержал вопроса. — Ведь тогда… прежде, чем он… — кивнул в сторону принца, — пропал, у тебя было довольно времени, чтобы расспросить его об этом… Целый месяц…
Тодрик при этих словах сердито фыркнул и таки смерил Шута своим любимым презрительным взглядом:
— Ты дурак, Пат, — сказал он Шуту. — Дураком был, дураком и останешься. Ты же совсем не знаешь своего любимого короля! А он тогда просто струсил! Он же поручил расследование Торье… Просто запер меня в этой проклятой комнате и ждал, что все каким-нибудь чудом решится само. Если бы не Мастер, я может до сих пор сидел бы там под стражей.
Тут уж Шут не выдержал:
— А что, темница Лагона показалась тебе уютней раззолоченной опочивальни? — голос его прозвучал так ядовито, что Шут и сам удивился. Все-таки сильно он принца не любил…
Тодрик закрыл лицо руками и, стиснув зубы, застонал от той боли, которая сжигала его изнутри. Конечно же, на этот вопрос он ничего не ответил.
— Я все равно не понимаю, — сказал Руальд, — зачем нужно было устраивать такой омерзительный спектакль. Я знаю, тебе плевать на мои чувства, тебе было даже радостно узнать, как я скорбел о своем бедном брате… Но ведь из-за этого представления погиб другой человек! Тот, кто на самом деле сгорел в твоей комнате!
Тодрик вздохнул.
— Никто его не заставлял… Он сам пошел на это. Ему не на что было содержать семью. В обмен на смерть Мастер честно заплатил его жене. Ей хватило бы на очень хороший дом…
— О боги! — Руальд схватил себя за голову. — Да кто же он такой, эта погань, это отродье мертвецов?!
— Я не знаю… — снова повторил Тодрик усталым голосом, хотя возглас короля был больше риторическим. — Но он очень… очень странный. Он говорил такие вещи… порой мне самому было… не по себе.
'Страшно тебе было, — понял Шут. — И при том очень. Потому что или он сам, этот 'мастер', или его друзья умеют проникать в чужие умы… и разрушать их силой своей мысли'
— Как вы отвели глаза гвардейцам? — спросил он то, что давно уже хотел узнать.
— Гвардейцам… — Тодрик растерялся. — Каким гвардейцам?
— Тем, что охраняли короля в ночь нападения Осровов. И в день возвращения Его Величества в Золотую.
— А… это, — принц как-то очень уж несолидно шмыгнул носом и, пожав плечами, сказал: — Оберег. Такая штучка… Похожа на наперсток. Мастер дал мне их целую горсть и велел раздавить одну, когда будет нужно сделать что-то незаметно и быстро.
— Я так и думал… — Шут в самом деле предполагал нечто похожее. Ваэлья рассказывала ему про такую магию. И даже показывала собственные обереги. — Мастер… Ты хоть в лицо-то его видел, ваше высочество? Или у вас маски — это главная деталь туалета?
Тодрик зыркнул на шута сердито, но ответил:
— Не видел… Но ростом он не слишком велик. И немолод, это заметно.
— Что же ты так охотно его теперь выдаешь? — не удержался Руальд. — Только потому, что твой мастер не поспешил вытащить тебя из Лагона?
Тодрик вздрогнул. Наверное, он и в самом деле очень ждал, что этот человек протянет ему руку помощи.
— Не поэтому… — сказал он тихо. — Он… чем дальше, тем больше пугал меня…
В кабинете снова повисла тишина.
5
Вечером в Чертоге был званый ужин для разных господ. Гости полагали, что их просто пригласили задаром набить нутро вкусной снедью, но у Руальда имелись свои соображения на этот счет.
У Шута тоже.
Ему до смерти надоели ядовитые шепотки за спиной. Элея, Элея, Элея… Подданные короля склоняли имя своей бывшей властительницы как только умели. Так что этот праздничный ужин оказался как нельзя кстати.
Едва только все выпили достаточно для обретения самого благодушного настроения, Шут незаметно возник в самом центре дамского общества.
Он выделил взглядом самую расфуфыренную из них и громко воскликнул у самого уха, барышни:
— Ай, мадам, вы так неотразимы! Где вы взяли такую шляпку? Я тоже хочу! — с этими словами он ловко, одним движением снял означенный кружевной кошмар с хорошенькой, но совершенно пустой головы. — Ба! А мне идет! — и закрутился во все стороны, кокетничая. Да, у него больше не было костюма с бубенцами, но дворцовые прихлебатели рано возомнили, будто могут теперь свободно жить и чесать языками, как помелом. Шут сложил губы бантиком и захлопал ресницами. — Я та-а-акая неотрази-и-имая!