— Почему, Пат? — в ее взгляде отразилась мука. — Почему сейчас? Ты пять лет молчал, я была уверена, что ты смеешься надо мной… до сих пор… Ты хоть понимаешь, что ты сделал тогда? Ты… — уголки губ королевы предательски задрожали, когда она захотела добавить что-то еще, но в последний момент передумала и лишь махнула рукою, сокрушаясь о чем-то непонятном Шуту. А потом Элея и вовсе отвернулась, прикрыв лицо ладонью, чтобы он не заметил ее слез, которые все-таки сорвались с ресниц хрустальными бусинами. Шут впервые видел королеву плачущей, и зрелище это было хуже любых ее жестоких насмешек.
— Я… Простите меня… Молю вас! — он вновь ступил на шаткий мост, где так трудно подобрать слова. Не ранить еще больше, не оттолкнуть… — Я не смел… Пытался, но… мне всякий раз казалось, что сделаю лишь хуже… А сегодня… я просто понял, что не могу больше быть недругом для вас! Только не сейчас… — Шуту вдруг вспомнилась та девица в саду, чье лицо он не признал и ее холодные слова. Гнев накатил на него волной. — А те, кого вы считаете друзьями… Ведь им же всем нет никакого дела, что с вами будет! Они уже отвернулись от вас, эти маленькие гадины, эти подхалимки! — Шута понесло. — И даже Дени нельзя доверять — он верен как собака, но сам не знает, кому теперь служит. Возможно, лишь советник еще по-прежнему способен думать не только о своей шкуре, — Шут смотрел прямо в глаза королевы, всей своей душой стараясь дотянуться до нее, докричаться, ведь если она не поймет сейчас, что ей грозит опасность — все пропало. — У меня плохое предчувствие, Ваше Величество, ужасно плохое, мне аж дышать тяжело от него… А мое чутье никогда меня не подводило. Я боюсь за вас… Прошу, позвольте мне быть рядом с вами! Все время. Я буду спать у вас под кроватью. Я буду доедать из вашей миски. Я слабый дурак, но если вы мне позволите, я найду способ защитить вас… хотя бы от насмешек. Хотя бы от внезапного нападения.
Королева, несмотря на ее железную выдержку, выглядела изумленной до глубины души.
— Патрик… ты ведь даже драться не умеешь, не то, что меч в руках держать. Да и… неужели ты думаешь, кто-то посмеет поднять руку на королеву?
— Не знаю, Ваше Величество. Ничего не знаю… Только мои предчувствия всегда сбываются, — Шут говорил истинную правду, ему даже не нужно было приукрашивать свои слова. Так уж повелось еще с детства — грядущие опасности частенько давали о себе знать странным, почти физическим ощущением тревоги. И сейчас ему в самом деле было очень, очень скверно.
Элея вздохнула. Осторожно освободила свою руку из его ладоней но, увидев умоляющий взгляд Шута, вымученно улыбнулась и вдруг порывисто взъерошила его непослушные волосы:
— Я не сержусь, Патрик… Я верю тебе. Но, полагаю, пока рано трубить в рога. Я дождусь Руальда. Что бы там ни говорил Дени, надо увидеть своими глазами, так ли все плохо. Если да — я сама обращусь к первосвященнику и потребую расторгнуть брак. Я не желаю быть фигуркой на чьей-то игровой доске, — Шут с радостью наблюдал, как неуловимо, но совершенно очевидно она с каждым мгновением становится сильнее. 'Все-таки я сделал это… и давно мог бы. Всем было бы лучше… Но как хорошо, что смог. В тяжелые дни так важно, знать, что ты не один. Она теперь знает… не сломается. Не дождутся! — Шут почувствовал, как легко ему стало, и даже тревога немного отступила. Он почти взлетел с колен и, встав перед королевой на руки, ослепительно улыбнулся.
— Вы не фигура, вы — Королева! — легко кувыркнувшись назад, он приземлился на ноги, обернулся и поклонился ей так, что длинные волосы смахнули пылинки с пола. Элея кивнула:
— Спасибо, Пат. Спасибо… А теперь ступай. Ступай. Мне нужно подумать наедине.
Шут вернулся к себе. У него было странное чувство, как будто с души сняли тяжелые оковы, и она стала легкой, точно перышко… Вдохновленный прощением королевы, остаток дня он провел пред зеркалом, усердно репетируя одну из пантомим, что казалась ему недостаточно проработанной. Интриги там или нет — а работу никто не отменял… Когда же результат стал более-менее близок к желаемому, Шут обратился к своему самому любимому занятию — перекладине. Упражняться с ней он мог часами, забывая обо всем. Высокий потолок комнаты позволял Шуту делать вокруг перекладины полный оборот на вытянутых руках, а значит, и многие другие акробатические штуки.