Король говорил, а Шут мучился вопросом — что же нужно было сделать с человеком, чтобы он из доброго друга и заботливого мужа превратился в такое вот чудовище со студеной водой в жилах вместо крови.
По словам Руальда все было просто — верховный первосвященник признает их венчание недействительным, Элея получит хорошую компенсацию землями или золотом и будет предоставлена самой себе.
— Ты можешь вернуться к отцу, — предложил он королеве. Я прослежу, чтобы тебя сопроводили к Белым Островам со всеми надлежащими почестями. Но, если хочешь, оставайся в Золотой. Я найду для тебя чудесный особняк с садом. Или замок за городом. Дам лучших слуг.
'Что он несет, — думал Шут, — Замок за городом! Безумие… Так унижать ту, которой клялся в верности на всю жизнь… .
Элея встала.
— Довольно, — произнесла она. — Вели провести церемонию расторжения завтра. Я не желаю оставаться здесь ни одного лишнего дня, — с этими словами королева покинула гостиную.
А ведь еще два месяца назад в этой комнате звучал ее звонкий смех… Счастливая Элея кружилась у раскрытого окна, озаренная солнечным светом. Цветущая и золотистая от легкого загара, танцевала, распустив чудесные свои осенние волосы, забыв о предписаниях этикета. Не помнил о них и Руальд… Он весело пел и хлопал в ладоши, как делают это на пиру простые мужчины для своих любимых женщин. Шут наблюдал за ними украдкой, стоя за широкой темной портьерой. И было ему и радостно, и горько… Радостно, от того, что понимал чужое счастье. Горько от того, что не имел своего…
— Привезешь мне диковинных бус? — Элея обвила мужа тонкими нежными руками и заглянула ему в глаза.
— Зачем тебе бусы, звездочка? Ты и без них самая красивая… — король привлек ее к себе и запечатлел на устах жены полный страсти поцелуй. Губы у Элеи были как свежий розовый бутон — чувственные, но не в пример Аритиным, по детски нежные… В минуты, когда королева не изображала ледяную властительницу, они оказывались так очаровательно приоткрыты, будто Элея хотела что-то сказать, но не решалась…
Они с Руальдом никогда не выставляли своих ласк напоказ, и вид этого поцелуя заставил Шута поперхнуться уже заготовленной шуткой. Будто сунутый головой в ледяную воду, он стыдливо отвел глаза и, отпустив край портьеры, канул в темноту коридора для слуг, которым и пришел в апартаменты короля. Шут вовсе не намеревался подглядывать, просто так дойти было короче, и он воспользовался этим путем, спеша поделиться с Руальдом радостной новостью — в город прибыла знаменитая труппа Варлисса, о которой Шут столько рассказывал своему монаршему другу. Вообще-то этими коридорами дозволялось ходить только слугам, убирающим покои короля, но Шут, как обычно, сделал козью морду и проскочил мимо гвардейцев, которые не особенно-то его и останавливали. Все уже привыкли, что господин Патрик шляется, где ему заблагорассудится.
Разве же он знал, что королевской чете вздумается миловаться прямо в гостиной…
Шут сидел на полу в коридоре и не смел выглянуть обратно, опасаясь увидеть что-нибудь совсем уж не предназначенное для его глаз… Казалось бы, что особенного — поцелуй… но лицо Шута все еще полыхало, будто его и впрямь ожгло студеной водой.
Это было так недавно, что он еще помнил холод каменных плит, проникающий сквозь тонкое трико его костюма, и улыбку Элеи, приникшей к груди мужа.
— Ваше Величество… будет война, — Шут знал, что отец Элеи, нестарый еще король Давиан костьми ляжет, но соберет армию достаточную, чтобы покарать обидчиков. Жители Белых Островов пуще жизни ценили честь. На оскорбление дочери короля они могли ответить только одним решением — войной.
— Не будет. Я не так глуп, как ты полагаешь, — Руальд тоже поднялся из кресла. Его движения показались Шуту слишком нервными.
— Яд? — он постарался, чтобы голос звучал равнодушно.
— Разумеется, нет! — король смерил Шута небрежно-презрительным взглядом, какого никогда не имел прежде. — Это слишком очевидно. Я же сказал, у меня, в отличие от некоторых, в голове — мозги, а не пареная репа. Твой король придумал кое-что поинтересней!
'О, Руальд… Боги! Так не может быть на самом деле… я сплю… это лишь дурной сон…
Шут все никак не мог поверить до конца, что его любимый друг может говорить такое. Но вслух он лишь спросил: