Но даже и этого мне не доверили. Буквально через три дня после присяги вызвали к заместителю начальника всей этой богадельни по воспитательной работе и милостиво разрешили присесть.
– Тут сказано, что ты закончил какой-то ГУЦЭИ, – строго спросил, держа в руках тощую папку с моим личным делом, крупный лысоватый полковник, вылитый шеф гестапо Мюллер из народного сериала. – Что это за хрень?
– Училище циркового и эстрадного искусства, – поедая глазами начальство, доложил я, вскочил и вытянулся в струнку. Как учили. Тот махнул рукой, садись, дескать.
– Так цирк или эстрада?
– Цирк.
– И что умеешь?
– Многое, – ответил я. Не по уставу, конечно, зато честно.
За редким исключением все сподобившиеся появиться на свет не инвалидами цирковые детишки начинают обучаться всему понемногу чуть ли не с пеленок и вскоре появляются на публике. Лично я стал каждый вечер выходить на манеж с одиннадцати лет, кое у кого это случилось много раньше.
А потом, уже в училище, мы с Валеркой ставили номера-пародии, с ними же и выступали. Передразнивали жонглеров, гимнастов с акробатами, канатоходцев и даже иллюзионистов. А сделать пародию на какой угодно жанр без навыков в этом самом жанре невозможно.
Взять хотя бы номер с канатом. Если бы я не умел по нему ходить, то грохнулся бы сразу. И вызвал бы этим у почтенной публики не веселый смех, а в лучшем случае – брезгливую жалость. А так, бодро прошагав метров пять, я терял равновесие и начинал выделывать ногами кренделя, хвататься за воздух, визжать как резаный, в общем, сражаться за жизнь над бездонной пропастью глубиной около метра. Валерка тем временем суматошно носился взад-вперед, заплетаясь в ногах и пытаясь поймать меня в гигантский сачок. В итоге он же меня и ронял. На себя.
– У нас через месяц день части. Сможешь выступить?
– Конечно, – бодро ответил я. – Только нужен костюм и кое-какой реквизит.
– Н-да, – пригорюнился полковник. – Со средстваˊми у нас не очень. Может?..
– Попробую что-нибудь придумать, – задумчиво, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу радость, проговорил я. – Думаю, друзья в Москве чем-нибудь помогут.
– Вот и здорово, – он заулыбался, – молодец, – и прихлопнул ладонью по гладкой столешнице пустого, без единой бумажки, стола. – Поступаешь в распоряжение начальника клуба.
Пять дней служебной командировки прошли просто замечательно, было потом о чем вспомнить. Жаль только, пролетели как один миг. Я возвратился назад победителем со всем необходимым для выступления барахлом из собственных запасов. В том же самом автобусе, что два месяца назад, нагло покуривая в одно лицо в салоне.
Не могу сказать, что мой дебют в качестве военного артиста прошел удачно. Великолепно, черт подери, я бы даже сказал, триумфально. Давненько клуб нашей части не помнил таких, переходящих в овации, аплодисментов. И такого аншлага.
Вскоре выяснилось, что у соседей тоже намечается какое-то торжество, и меня ненадолго сдали в аренду. Потом еще куда-то. Слухи в итоге разошлись как круги по воде, и я принялся раскатывать по городам и поселкам, как тот цирк шапито, и радовать публику в погонах и примкнувших к ним членов семей высоким искусством.
Артисту, как известно, надо много репетировать, поэтому в свободное от гастролей время я пропадал в клубе, а потом и вовсе переехал туда с вещами. А еще постоянно мотался в столицу за реквизитом и какими-то там консультациями. Или просто зависал в «Красной целке» и возвращался под утро приятно утомленным. В общем, устроился неплохо. Таких, как я, на зоне именуют придурками, а в армии – блатными. И очень, очень не любят.
Как-то вечером семеро «дедов» нанесли визит вежливости по месту моей работы и жительства. А я, как назло, поленился ехать в столицу или куда поближе. Двое здоровенных парней прихватили меня «за душу» и легко, как пушинку, вознесли на полметра над уровнем моря.
– Ну, ты че, в натуре? – и пошел гнилой базар на несколько голосов.
Дескать, мы тут служим, как собачки породы пудель, кровь за родину-мамку тетрапаками проливаем вперемешку с потом, света белого не видим. А ты, салага зеленый…
– Срочно нужны четверо, – успел вставить свои две копейки в разговор я, пока оппоненты не перешли от слов к жестам, – покрепче и желательно одного роста. Не пожалеете.