– (сценические действа пластических актёров, и также декорации в их непрестанном суетном движении, изображают всё то что в тексте автор приводит ниже) Он был беспомощен как брошенный ребёнок… не принимая эту жизнь… вот эту жизнь… он был к тому же беспомощен. Он был беспомощен… еда, питьё, имущество, достаток, то были не его слова… вот эти близкие всем окружавшим Бога Танца людям понятия не нравились ему… Ему они не нравились… жену он упрекал в её пристрастии к мехам… из – за которых убивают милую и близкую его душе земную живность… А также не разделял её желания днями готовить, и поглощать, трупы, в недавнем живого мяса… трупы загубленных животных… не разделял такой же животной страсти… жены, и прочих дам… к алмазам… жемчугу… и прочим дорогим камням… ради которых ныряльщики рискуют жизнью… ныряя на гибельное дно… или же шахтёры рискуют жизнью спускаясь в тёмные, опасные, удушливые недра шахт… к тому же тот Директор… тот Дьявол, кто приобщил его к тому, что люди почему-то называли запросто «Искусством»… так называли… так называли они, но не считали Служением… но не считали «Служением в искусстве людям»… А он считал искусство лишь поводом Служения заблудшим людям, для исправления людей… он так считал, что́ Дьявол, в лице Директора, вымарал в отсутствии Шута… его Шута как Бога… душу Бога он вымарал… а что взамен… взамен воздвигнул стену между просто человеком… и сценой… воздвигнул кладбищенское действо взамен потерянной исчезнувшей «души Искусства»… где «мастер Пикассо», как некий такой прообраз Дьявола… кубами, ромбами, овалами… кругами… рисовал ему актёров… и их любое действо… и всякое любое действо… и где чудовища на сцене в конструкциях из дерева, картона… и бумаги… их части… в таких же дьявольских конструкциях… тел человеческих… соединялись… грудились… вертелись… совокуплялись… творя иные формы… иные дьявольские… формы… и тут же распадались… И тут же распадались на новые фрагменты – формы… такой же силы… такой же дьявольской, чудовищной, смертельной силы, – как будто бы хотели предсказать… и показать… и это всё… вот это всё… вот – вот закончится… поскольку земному… живому, данному Творцом живому… приходит мертвенный конец… всему живому грядёт кладбищенский конец… Идёт Война… Грядёт Война… Придёт Конец… Всему Живому… придёт бессмысленный Конец. Так думал Шут… Шут и тогда был в форме… по – прежнему он танцевал как бог… никто… никто с ним в Танце не мыслил состязаться… и… всё же Лошадка… она устала… Дьявол был пошл… Дьявол был так далёк для «уставшей Лошадки»… Дьявол… ныне мертвенный Дьявол… был пошл… хотя… много лет до того, тот же Дьявол – Директор и косвенно создал Шута… он и создал великой «Действо Шута»… по началу его он и создал… когда-то он создал Шута… Но Шут не желал быть «творением Дьявола»… не желал быть «от Дьявола»… и нынешний Шут, с его новым «отвергнувшим Дьявола Танцем», и Дьявол, когда-то его близкий друг… больше не встретились… так и не встретились… Так и не встретились… ибо, их встречу… последнюю встречу когда-то творивших единое Действо людей… нельзя уже было назвать встречей близко знавших друг друга людей… когда-то творивших единое дело, людей… Шут уже был вне дружбы… как и вражды… Шут уже был вне жизни… Не по ту… не по эту сторону жизни… Шут уже был вне дружбы…… Шут уже был вне жизни… Шут стал безумен… Шут стал осколком «Войны»… Шут стал исходом «Войны»… Шут СТАЛ БЕЗУМЕН… «Шут» стал «безумьем Войны… Нынешний Шут стал исходом Войны… нынешний Шут был Безумен… Шут был будто Безумен…
Иван Нежин