Благоговейно прильнул я к отверстиям в стене и увидел живую двигающуюся Мону Лизу.
Она подняла руки к шее, легким движением обнажила левую грудь, поведя плечиком, поправила платье и, сложив руки, улыбнулась.
— О боже! — прошептал я. — О боже, боже, боже!
Джулио крутил ручку, и я снова и снова смотрел, этот удивительный фильм, не в силах оторвать глаз. Леонардо добился полной тождественности с реальностью.
Кэрол дернула меня за рукав.
— Пустите меня. Я тоже хочу посмотреть.
Я отступил в сторону, пропустив ее к окулярам. Джулио радостно крутил рукоятку. Через минуту она повернулась ко мне.
— Это невозможно. Я не слишком хорошо разбираюсь в искусстве, но Леонардо не мог пойти на такое…
— Все художники одинаковы, — возразил я. — Они делают то, что требует покупатель. Известно, что Леонардо часто приходилось выполнять капризы знати, а высокорожденные славились не столько умом, как пороком.
— Но такая работа…
— Возможно, у него были помощники. Создавая статую герцога Сфорца, он вполне мог тайком приезжать сюда и рисовать левую…
— Давайте обойдемся без пошлостей, — прервала меня Кэрол и повернулась к вращающейся машине. — Сколько, по-вашему, это стоит?
— Кто знает? Картин примерно шестьдесят. Если вывезти их из Италии, каждая будет стоить миллион. Может, десять миллионов. А может, и миллиард, особенно та…
— Я знал, что этот день будет для меня удачным, — послышался знакомый голос.
Я обернулся. У двери, с дробовиком в руках, стоял Марио. Оба ствола смотрели мне в живот.
— Что тебе надо? — рявкнул я и, поняв нелепость вопроса, добавил: — Почему ты угрожаешь мне?
— А разве вы не угнали мамин автомобиль? — Марио хмыкнул. — И не грозили мне полицией?
— Неужели ты принимал мои слова всерьез?
— Конечно, синьор, особенно, когда вы заговорили о шестидесяти миллионах.
— Знаешь что… — Я шагнул к нему, но Марио остановил меня, подняв дробовик на пару дюймов.
— Да?
— Ты ведешь себя глупо. Денег хватит на всех. Я хочу сказать, что пятнадцать миллионов из шестидесяти — твои.
— Я предпочел бы получить все.
— Неужели ты убьешь нас из-за каких-то сорока пяти миллионов?
— Лицом к стене! Все трое! — скомандовал Марио. Мы безропотно подчинились. — А теперь я погляжу, что тут у вас творится.
Обод с картинами еще кружился на хорошо смазанных шестернях. Марио прошел в будку, прильнул к окулярам и вздрогнул от изумления. Коротко глянул на нас, вновь приник к окулярам. Наконец, с бледным, как полотно, лицом вышел из будки и направился к нам. Я сжал руку Кэрол, ожидая выстрела.
Но Марио, казалось, нас не видел. Он снял с крюка керосиновую лампу и швырнул ее во вращающийся обод. Звякнуло стекло и языки пламени заплясали на сухом дереве.
— Болван! — завопил я. — Что ты делаешь?
— Вы видите, что я делаю, — держа меня на мушке, Марио разбил об обод все лампы. Одна за другой картины превратились в бесполезный пепел.
— Сумасшедший! — проревел я, перекрывая треск горящего дерева. — Что ты натворил?
— Ничего особенного, — спокойно ответил Марио. — Уничтожил порнографический фильм.
— Ты… — я не находил слов. — Ты просто дьявол. Ты грабил меня с первой минуты нашего знакомства, ты обворовываешь свою несчастную мать, ты пытался продать мне женщину, ты хотел купить Кэрол, ты торгуешь наркотиками и минуту тому назад мог хладнокровно застрелить нас.
— Все так, — не без гордости ответил Марио, — и, тем не менее, сказанное вами не мешает мне оставаться патриотом своей страны. Несмотря на мои недостатки, я люблю Италию и мне дорога ее честь.
— Ха! Да причем тут твой патриотизм?
— Великий Леонардо — лучший художник всех времен и народов. Он — мой соотечественник, и скажите, синьор, что подумает об Италии весь мир, узнав про это безобразие? Что скажут о нации, величайший представитель которой растрачивал свой божественный дар на… — душевное волнение не позволило Марио закончить фразу.
Я покачал головой. Пещеру наполнил едкий дым, Марио двинулся к двери.
— Пора уходить.
— Ты не убьешь нас?
— Это лишнее. Если кому-то из вас достанет глупости раскрыть рот, вам все равно никто не поверит.
— Наверное, ты прав, — я пристально посмотрел на Марио. — Послушай, разве тебя не волнует потеря шестидесяти миллионов долларов?
Марио пожал плечами.
— День на день не приходится. Что-то теряешь, что-то находишь. Между прочим, если вы хотите добраться до Милана на мамином автомобиле, вам придется доплатить…
Теперь, глядя на загадочную улыбку Моны Лизы, я не могу не улыбнуться в ответ.