- Если вы знаете, почему же раньше?..
- Раньше не знал, - все так же тихо сказал сеньор Луис. - Упал с коня, ударился. Думал, последствия ушиба, пройдет...
- Так... - промычал Уолтер, чувствуя, что надо что-то сказать и не находя слов.
- Не говорите пока жене. Сообщите только старшей дочери. Она у меня молодец.
Его тон снизился до просительного. Это был уже совсем не тот человек, который с холодной усмешкой указывал на провинившегося негра:
- Секите, пока не побелеет.
Теперь он был болен, испуган и напрягал всю волю, чтобы не выдать испуга. Постепенно его голос становился тверже:
- Кроме старшей дочери - никому. И что, по-вашему, следует предпринять?
- Облучение. Есть еще новые препараты... - ответил Уолтер. - Надо немедленно заказать самолет. Может быть в Филадельфию? Я моту посоветовать там хорошую клинику.
- вы полетите со мной, - сказал сеньор Луис, и его слова прозвучали как приказ.
- Но у меня больные...
- Все будет оплачено! - нетерпеливо воскликнул плантатор.
- Я не могу оставить своих больных, - пробовал сопротивляться Уолтер, представляя себе в то же время сестру и ее малышей, которым нужно купить эиммюю одежду.
- Я теперь тоже ваш больной, - настаивал сеньор Луис, несколько отвлеченный этим cпором от мрачных мыслей. - И притом тяжело больной. За одну эту поездку вы получите такую же сумму, которую зарабатываете здесь за три года. Кроме того, я уплачу доктору Вальеросу, чтобы он наведывался к вашим больным. Ну как, идет?
Уолтер кивнул.
- Итак, телеграфируйте в клинику, заказывайте билет на самолет, берите все необходимое, - командовал сеньор Луис. Он уже полностью овладел собой и снова вошел в ту роль, которую играл всю жизнь.
Паккард ожидал доктора у подъезда. Одуряюще пахли цветы; растопырив пальцы, удивлялись себе пальмы. Серые попугаи глядели с веток вслед машине.
Паккард свернул с пальмовой аллеи на узкую пыльную дорогу, и вдали замелькали нищие хижины. Негры на хлопковых плантациях жили, как и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад: бпали на грязных подстилках, много работали, мало отдыхали. Словно и не было расщепления атома, полетов спутников м ракет, словно время остановилось для них. Но доктор Кроумэн знал, что в этом "остановившемся времени" накапливается возмущение и уже тлеет фитиль.
Доктор вышел из автомобиля и направился к одной из самых маленьких и грязных хижин, стоивших на отшибе. Он приподнял полог, сплетенный из лиан и заменявший дверь, и невольно поморщился от зловония.
В хижине не было ни столa, ни кровати - ничего, кроме грязной циновки-подстилки, на которой лежал полуголый негр.
- О маса Диктор! - негр попытался приподняться. Одеяло, из которого вылезали клочки свалявшейся ваты, сползло, открыв обтянутые кожей ключицы. Они были такие острые что казалось - кожа на них вот-вот прорвется.
- Лежи, лежи! - прикрикнул Уолтер.
- Ньгаячокве скоро отправится собирать хлопок у бога... - застонал непр.
- Ну, ну, не хнычь, еще придется не раз попробовать хлыст надсмотрщика Хуана! - все в той же грубой манере утеожл его доктор, удивляясь, как это старик до сих пор не умер. Семь месяцев назад, заметив серый цвет лица Ньгаячокве и насильно осмотрев его, Уолтер установил у негра рак желудка с метастазами в поджелудочную железу. "Смерть будет для бедняги избавлением", - подумал доктор.
Даже на хлопковых плантациях сеньора Луиса Фернандес де Арготе трудно было найти человека несчастнее старого Ньгаячокве. Когда-то у него была жена, которая ему казалась красивой, восемь детей. Жена умерла на поле от солнечного удара, старшего сына застрелил надсмотрщик, младший умер в шестнадцать лет от истощения. Один за другим все родные и близкие уходили из его жизни. Ньгаямокве остался один. Если не забегала дочь соседки, некому было даже подать ему воды.
Как только он слег, горячая похлебка почти исчезла из его рациона, и старый негр питался преимущественно сырыми плодами и овощами.
- Я уезжаю, старина, - сказал Уолтер. - Я уезжаю надолго и далеко с сеньором Луисом, который тяжело болен.
- Счастливого пути, маса доктор, - откликнулся негр. - Когда вы вернетесь, старого Ньгаячокве уже не будет.
- Не болтай чепуху! - прикрикнул Уолтер. - Разве я не лучше знаю?
- Вы знаете лучше, маса доктор, - согласился негр, - Спасибо за все, что сделали. Такого доброго доктора не найти во всей Анголе. Пусть боги охраняют вашу доброту!
- Я оставлю тебе немного денег, старина, дашь их соседке, чтобы она готовила похлебку, - сказал Уолтер, кладя деньги под циновку около старика. - Когда начнешь работать, вернешь мне долг.
- Я обязательно верну вам все. И за горькую воду... Как только выйду на плантацию... - проговорил Ньгаячокве, и его глаза увлажнились.
Доктор посидел около больного еще несколько минут. Ньгаячокве закрыл глаза и, казалось, уснул. Но это был не сон, а бесконечная усталость. Перед глазами негра мелькали волны Кунене и его молодая жена, плывущая в утлом челноке. Он никак не мог вспомнить ее имени, и ему было очень обидно - ведь они прожили вместе два десятка и еще шесть лет...
Уолтер вышел из хижины, и жаркий воздух показался ему свежим и душистым. "Bерну... как только выйду на плантацию", - вспомнил он слова негра. - Эх, бедняга, если за жизнь сеньора Луиса я не поставил бы и тридцати анголаров против ста, то за твою не поставлю и одного против тысячи. Потому что если у сеньора Луиса - могучий организм и большие деньги, которые поставят eму на службу Bce достижения медицины, то у тебя ни того, ни другого".