Выбрать главу
а во время своего выступления. На долю Славяна досталось избиение темнокожего промоутера. Опять-таки единоличное. Чтобы не расстраивать следователей, защита согласилась признать национальный мотив в нападении. Правда, Славян напирал на то, что потерпевший раздавал на улице журнал с рекламой проституток, что его, приверженца традиционных ценностей и духовных скреп, возмутило до глубины души...    В итоге старшие товарищи уехали в колонию на восемь и десять лет, а Славян, атаковавший промоутера буквально накануне собственного совершеннолетия, получил два года с месяцем и вышел на свободу вскоре после приговора.    Сейчас он, перескакивая с пятого на десятое, рассказывает о своих приключениях в застенках ZOG.    - В общем, до этого гандона Шалимова дошло, что я не буду петь, как канарейка, и тут понеслось. - "Гондон Шалимов" - это следователь. - Для начала меня на колёса поставили, за неделю двадцать хат сменил, спать научился в любом положении, хоть на потолке. Так это ещё цветочки. - Худое от природы лицо нашего юного друга, покрытое сероватым "тюремным загаром", неприятно меняется. - Как-то под вечер закидывают меня в одну хату, а там - двадцать рыл и ни одного белого. И понеслось: "эу, ты скынхэд, да? Бэспрэдэлшык, я твою маму... Эу, зачэм врош, нам с воли за тэбя атзванылы!.." А и я не вру - вы же сами знаете, я никогда скином не был, заехал вообще с хвостом, как у Мак-Лауда, там уже побрился, чтобы вшей не было. Так этим чертям разве что-то объяснишь? Но я к такой херне был готов и сделал себе такой macuahuitl...    - Ты давай тут, не матерись при женщинах и детях, - вставляет Гусь.    - Где ты видишь детей? - взвивается Лиска.    - Да хоть бы ты, Лисёнок! - добродушно отвечает Гусь.    - Ну ладно... на самом интересном месте!.. Чё дальше-то? - подгоняет Ярга.    Лиска затыкается, потому что ей интереснее послушать своего обожаемого Славяна, чем доказывать, что она уже зрелая женщина. А про это приключение он ей, видимо, ещё не рассказывал.    -...А дальше один зверёк на меня лапой махнул, а я отмахнулся macuahuitl'ем. Это не то, о чём вы подумали, это, значит, у ацтеков были такие дубины, в которые вставляли острые камни, а я в ручку от зубной щётки заплавил мойки... ну, лезвия от станков бритвенных. Удачно махнул, потому что тот чёрт был в майке, так что я ему не только кровь пустил, но и сухожилие, по ходу, чикнул. Что тут было-о!.. - рассказчик не в силах сдержать детской улыбки. - Кровища хлынула, будто бурдюк пропороли. Тут про меня забыли, двое кинулись в тормоза... ну, в дверь тарабанить, ещё один тому порезанному лапу перетягивает чуть ли не половой тряпкой. Мусора через минуту прискакали, меня за шкирку и из хаты долой. Сунули в стакан - это камера такая, узкая, как... - на секунду Славян задумывается, подыскивая подходящее сравнение, но благопристойные метафоры отчего-то не идут на ум, и он продолжает: - Полсуток я в ней проторчал, не меньше. Чего только не передумал, но, в общем, обошлось. Ни по мусорской, ни по блатной линии траблов не было. Я уж потом стал думать - а может, мне всё это привиделось? Я же неделю не спал толком...    - Да ещё боевиков про тюрьму насмотрелся! - ехидничает Гусь. Все смеются, Славян тоже. На самом деле, конечно, эта история Славяну не привиделась. И для того, чтобы он из неё благополучно вывернулся, некоторым людям пришлось изрядно поистратиться. Подробности знает Ярга и ещё человека два-три...    - Ну вот что, Славян, - говорит Ярга, - ты как вообще настроен?    - Позитивно! - радостно щерится парень.    - То есть, ты с нами.    Это значит - ты не оставишь те безобразия, которые однажды уже привели тебя за решётку.    - Куда же вы без меня!    - Я понимаю, что ты сейчас рвёшься в бой, но я тебе советую сперва отдохнуть. Съездите с Лиской куда-нибудь к югу, позагорайте, а то от твоей серой рожи люди шарахаются.    - У меня бабушка в Волгограде, двоюродная, - встревает Лиска. - Я ей уже про Славу рассказала... конечно, про то, что он сидел, не рассказывала.    Лиска прижимается к Славяну и чуть не мурлычет, когда он приобнимает её. Невооружённым глазом видно, что она любит его, как только может любить семнадцатилетняя девчонка с ещё не зачерствевшим сердцем. Когда Славян оказался там, где оказался, его прежняя девица решила не тратить юные годы на переписку с зеком и исчезла с горизонта. Славян, говорят, принял эту новость спокойно. Но мы представляли, чего стоит такое спокойствие, и решили сосватать ему подружку. Потому что человеку в его положении необходимо видеть какую-то искорку в конце тоннеля. Один камрад поговорил по этому поводу со своей младшей сестрёнкой, а та решила привлечь свою одноклассницу. Одноклассница по имени Алиса, которую за рыжие волосы все звали Лиской, разделяла правые ценности и обладала романтическим складом души. Разумеется, она была рада познакомиться с настоящим "героем воли". Завязался роман по переписке, Лиска ходила на все суды, так что едва не завалила выпускные экзамены, а когда стал известен приговор, визжала и прыгала от восторга. Да и Славян любит эту порывистую девочку, хотя ведёт себя с ней немного покровительственно, считая, что крутому парню непозволительно проявлять нежные чувства.    - Кстати, Славян, помнишь Антония Многогрешного? Семинариста, сумасшедшего поэта? Он тебе ещё каждую неделю письма писал на двенадцати листах? - вспоминает Гусь.    - Это который икону Сталина в церкви вешал? - хмыкает Ярга.    - Он самый. Он ещё пропал с полгода назад...    - Ну, ну?..    - Он теперь сатанист! Самый настоящий! Обоссал иконы в доме, так что с его бабкой инсульт приключился, и ушёл строить Вселенскую Церковь Сатаны...    Это известие встречают ехидные смешки.    - Вот придурок! - очень серьёзно говорит Славян.    - Да, ума небольшого, - соглашается Гусь.    - Я о другом. Нельзя с Силами, - он так и говорит, с прописной буквы, - в игрушки играть. А то они тоже могут пошутить.    - Дружище, ты там на шизотерику не подсел, а? - тоже очень серьёзно спрашивает Ярга. - Мы все, понимаешь ли, далеко не марксисты-матерьялисты, только не надо тут ездовых плазмозавров разводить!    - Случилось это недавно, за пару месяцев до того, как мне освобождаться, - не слушая его, продолжает Славян. - Я тогда сидел в четырёхместке, и было нас как раз четверо. Один - смешной такой парнишка, крадунец мелкий - его взяли за то, что он батл коньяка из магазина упёр. То есть хотел упереть. Дали ему то ли три, то ли два с половиной месяца. Мы так над ним постоянно прикалывались, но так очень жёстко не глумились, потому что он хоть и небольшого ума, но по-своему парень неплохой. Ну вот, а перед тем, как ему освобождаться, мы подговорили его подшутить над ментами. Чтоб на утренней проверке изобразил, будто зарезался.    - Я даже знаю, кто это предложил, - замечает Сида.    - Ну да, идея была моя, - кивает Славян. - Но этот простачок сработал отлично. Утречком, перед проверкой, разрезал луковицу напополам...    - Как разрезал? - удивляется Лиска. - У вас, что, нож был?    - Да нет, малыш, какие ножи... Алюминиевую ложку заточили, так что можно было продукты порезать. ...Так вот, он луковицу разрезал, примостил под кофту, воткнул в неё обломок ложки и обляпал кетчупом.    - Круто! - не выдерживает рассудительная Сида.    -...А тут как раз проверка, - продолжает Славян. - Мы все выходим на продол, а этот дурачок, понятно, лежит, как лежал. Мент спрашивает - а где четвёртый? А чёрт его знает, говорим, с утра не вставал. Мент забегает в хату, простынь в сторону... Блииин! У него морда камуфляжными пятнами пошла! Как он завопил: "Сука! Твою мать! Что ж ты, твою налево, в мою смену зарезался!"    Тут рассказчик вынужден сделать паузу, чтобы пропустить дружный хохот слушателей.    - Вылетел на продол, кудахчет, крыльями хлопает - зовите, орёт, врача и хозбанду с носилками! А тут покойник не выдержал, рассмеялся, встал и на него пошёл! Прямо с заточкой в груди - то есть, в луковице. Мы думали, мента сейчас удар хватит, но крепкий, гад, оказался...    - И что в оконцовке? - спрашивает Ярга.    - Пареньку этому ничего не было. А что - ему назавтра освобождаться, не в карцер же его гнать! Мусор ему подсрачник дал и всё. А у нас на следующий день внеплановый шмон случился. Отмели всё, вплоть до старых газет. А паренёк-то плохо кончил...    - В смысле?    - В прямом. Через три, что ли, дня смотрим новости "Рен-ТВ". А там рассказывают, что в Москве, возле метро "Университет", зарезали бомжа. И гляжу я - лежит он на скамейке, как тогда на шконке лежал, а в груди, напротив сердца, торчит какой-то штырь. Не нож, а именно заточка, прут какой-то.    - Дела-а, - тянет Кот. - А ты уверен, что это был он?    - На сто сорок шесть процентов, - кивает Славян. - Я, как ему освобождаться, свою олимпийку ему подогнал. Так вот на трупе была такая же, и локоть драный, и джинсы его, и ботинки-говнодавы... извините, девчонки. И вот ещё что. У него на темени была проплешина - последствия родовой травмы. Он оттого, наверное, и дурачком был. Так вот, у трупа такая же была. Точно он.    - Да уж, с Марьей Моревной и вправду шутки шутить не годится, - заключает Ярга. - Думаю, такую историю надо запить.    - И сразу четвё-о-о-ртый... нальём про запа-а-а-ас! Чтоб третий подольше-е! Не пили за на-а-ас! - орёт Кот.    - Коту больше не наливать! - заявляет вредная Блонди.