Катя удивилась, изумилась и растерялась. Она, конечно, почувствовала удовлетворение учителя, что долгим трудом пробудил в неосвещенной душе ученика искру познания, хрупкую, но жгучую, ту, что неизбежно разгорится в пламя неистовой жажды знаний (Ну, кто бы мог ожидать от Володи стихотворных цитат?) - но то, что Надсон, словно томик стихов Ошанина или краткий курс КПСС, стоял у Володи на книжной полке... Понятно, что покупал его не Володя, Надсона после революции никто и не переиздавал, наверное. Катя такие книги читала в Ленинке, терпеливо день за днем переписывая стихи в тетради. У нее в доме книг было очень много, и собрания сочинений почти всех классиков, но все - изданы после войны. А тут... Что же за дом у Володи? Кто его родители?
Катя задумчиво смотрела на строгий строй книг - есть и стихи: Пушкин, Лермонтов, Некрасов. На нижней полке - изящные сборники поэзии (их покупала уже Катя), в основном переводной - Древнего Египта, Древней Индии. Своих, отечественных стихов почти нет, хотя Катя больше любит русскую поэзию, но даже современных русских поэтов, тех, что нравятся Кате, в продаже нет, продают лишь то, что совсем неинтересно. Но книги поэтов, изданные много лет назад, когда не только Кати, но почти всех, кто жил сегодня на земле, еще и не было на свете, книги, что хранили следы ушедших рук, ушедших глаз, ушедшего времени, того времени, когда жил и творил поэт... Такие книги были в Ленинке, но там они были как бы неживые, официальные, вроде учебника что ли, только очень интересного. А вот живые книги Катя видела лишь однажды, совсем недавно, когда ее пригласила "на чай с пирожками" Марьяша. Марьяша преподавала старославянский, предмет такой... недушевный, в общем-то, больше похожий - для Кати! - на точную науку. И к Марьяше Катя пошла лишь из вежливости да благодарности: не каждый день преподаватели студентов приглашают к себе в дом чайку попить. И до сих пор Катя как завороженная от марьяшиного дома. Сначала - дом как дом, из серого камня. Хорошая квартира. Но сразу от входной двери в прихожей полки, и на них, словно скопище макулатуры, старые пожелтевшие газеты, потрепанные журналы, полудраные книги, которые, невольно подумалось Кате, давно пора подклеить и переплести, коли выбросить жалко. Дальше больше. Коридор - и стеллаж с серьезными книгами: всевозможными словарями, лингвистическими справочниками; и Катя постояла пред стеллажом с почтением. Тут Марьяша раскрыла дверь в комнату: "Ты посмотри пока, а я тут...", и ушла на кухню, а Катя вошла в комнату - и обомлела. Высокий лепной потолок, изразцовая печь, черная мебель. Книжный шкаф, антикварный, с инкрустациями, с узорчатыми стеклами, а за ними... Книги в старинных коленкоровых переплетах, и какие! Саша Черный, Игорь Северянин, Ходасевич, Мережковский... На машинке отпечатанные и аккуратно склеенные книжкой листы ватмана: Анна Ахматова. "Реквием".
Марьяша ввезла в комнату кресло на колесиках, в нем - старик в строгом черном костюме при галстуке широко улыбался Кате, и, весело и азартно, и с игривыми интонациями, словно он ухаживает за Катей, говорил о старых стихах, о забытых, с пыльных библиотечных полок поэтах, как о соседях по блочному дому: кто что любил поесть и выпить и кто за кем волочился, и был собеседник так полон жизни, что у растерянной Кати мелькнула мысль, что не она молода, здорова и красива, а этот, прикованный к креслу-каталке старый мужчина, юн и бодр, а она намного, нет, не старше, не мудрее, а старее.
И - квартира Володи, где спокойненько и буднично стоит на книжной полке Надсон. А кто еще? И где - на хилой этажерке, что прежде виделась Кате между диваном Володи, покрытом чем-то темным, и серийным письменным столом, а на этажерке - десяток учебников, что-нибудь из рассказов Горького, что-нибудь о войне - подарили в школе за хорошую учебу, альбом, может быть, с марками или значками, какие-нибудь железяки в жестяной коробке от халвы... И - Надсон? Как он туда попал?! Или там комната с лепным потолком, и старинный книжный шкаф, полный редких книг, и старик в кресле-качалке увлеченно говорит о друзьях молодости...
"Поздравлю Вас с наступающим праздником. Как вы, москвичи и москвички, его отмечаете? Мне, провинциалу, интересно".
Катя поморщилась. В высокий хрустальный чисто вымытый бокал, полный божественного нектара, бухнулась грязная муха. Что за ужимки? Зачем? Из комнаты, где на полке стоит Надсон.
Как отмечают? Сетка какого-нибудь алкоголя - в зависимости от родительского кредитоснабжения и собственного вкуса, тарелки салатов, винегрета, несколько консервных банок из ближайшего гастронома, хлеб, вода, повизгивание или завывание магнитофона, потом перебор гитарных струн и долгое растягивание строк, типа "Ну, перестань, не надо про Париж". Плюс - долгая возня с прической, о которой забываешь после первой рюмки и от которой нет и следа при первой же встрече с зеркалом. Дальше некоторое разнообразие, общество делится по интересам, одни дискутируют за столом, все сразу обо всем, другие - попарно прячутся по затемненным углам. Вот, пожалуй, и все. Неужели это возможно только в столице отечества? У них в городе что, консервов нет?
"А еще мне интересно, как вы выглядите. Наверное, у вас светлые волосы и очень умные глаза".
Катя глянула на себя в зеркало и подмигнула сама себе: очень хорошенькая мордашка. С внешностью проблем нет, сложнее с характером. Вот здесь непаханое поле для самосовершенствования, но... все времени нет заняться самовоспитанием. А глаза - ей всегда говорят "какие красивые у тебя глаза", надо же - умные...
Катя посмотрела на себя в зеркале внимательно. Ей было приятно, что Володя увидел в ней что-то более глубинное, чем внешность, что-то гораздо более важное и ценное, чем то, что видели и ценили в ней все остальные парни. Умные глаза? Очень может быть, она не возражает, ей нравится: она - девушка с умными глазами.
4. Весна, стремительная, так страстно ожидаемая, всегда обещающая праздник души и жизни и что-то светлое, прекрасное, счастливое... там, в безоблачной дали. А пока - мокрые ноги, красный нос, охрипший голос. Мама с наставлениями, отец с нравоучениями, бабушка с горчичниками и горячим молоком.
"Вы правы, подарки так же приятно получать, как и дарить. Но во мне вдруг взыграли патриотические чувства. Не сочтите меня неблагодарным, но почему вы решили, что наши рубашки хуже московских? Недавно я купил (правда, случайно) одну нашу рубашку, так все думали, что она даже не московская, а импортная. И вообще, дело не в одежде, если хотите знать. Вот написал и вспомнил - как уговорить друга продать мне перчатки. Значит, есть и в ней что-то.
Мне очень понравились процитированные Вами слова Батюшкова. Действительно, так трудно анализировать самого себя. Словно два противоположных человека в одном теле. Вот и меня вроде бы вовсе не интересует награда, а не отметят на комсомольском собрании, и неожиданно станет так обидно, что хоть плачь, как мальчишка.
Вы знаете, Катя, бороться за свое счастье - это, наверное, эгоизм; борьба может отнять много сил и здоровья и лучше уж бороться за победу коммунизма во всем мире - и тебе хорошо, и другим. А если Вы (или я, или кто-нибудь) пойдете напролом к своему счастью, то наверняка рискуете по дороге кого-то сделать несчастным".
В девятом классе они заполняли анкету, которую когда-то заполняли Маркс и его дочери, и хотя в книгах пишут про анкету и про отношение Маркса к ее заполнению, как про "шутливое", у их классного руководителя да и у них самих отношение к той анкете было серьезным. На вопрос "Ваш девиз" Катя ответила: "Жить не украдкой, жить не ползком, подобно горной лететь лавине. Мне нужно счастье все целиком. Мы не сойдемся на половине". От тех строк и дышалось глубже, и морозный свежий воздух наполнял душную комнату, и летели незримые снежинки, и Катя неслась на лыжах по склону, и развевался шарф и парил в воздухе, и мир вокруг искрился, сиял, пел, радовался вместе с Катей, и не было в природе ни горя, ни слез, ни болезней, а там, вдали, в конце лыжни их всех ждало одно огромное счастье. И никого Катя не сметала по пути, ее лыжня была чиста. Ей и в голову не пришла мысль, что в пропасть летит не потревоженный снег, а - люди? Неужели Володя прав?
"Вот и весна наступила. В окно видны голые деревья. Зимой на них снег, летом и осенью листья. А в весне самое хорошее - воздух, это Вы правильно заметили (хоть в чем-нибудь надо же согласиться)".