— Ты жгучая брюнетка, и яркий макияж тебе к лицу. Роскошным блондинкам он тоже вполне соответствует, а к моей неброской внешности, боюсь, совершенно не подходит. А полностью менять типаж… Во-первых, меня вполне устраивает мой собственный, а во-вторых, это столько мороки!
Со временем Вика согласилась. Действительно, внешность у Марины неброская, но приятная и располагающая. Из-за прекрасной осанки и легкой походки мужчины редко догадываются о тридцати пяти прожитых подругой годах и о постоянной борьбе с лишним весом — и то, и другое обычно видят лишь женщины. Крупноватые довольно правильные черты, внимательные серые глаза, естественный легкий румянец и, главное, спокойное, доброжелательное выражение лица — все это не заставит остолбенеть посереди улицы, зато вряд ли надоест. Да что там — Вика лично имела возможность убедиться, что на некоторых индивидуумов противоположного пола Маринка производит весьма и весьма сильное впечатление. Тем не менее она незамужем и даже не была, утверждая, что не испытывает подобного желания. Сперва Вика не слишком-то верила в подобные декларации, однако постепенно убедилась, что подруга врет крайне редко и неохотно, так что пришлось смириться и перестать подыскивать ей женихов. В конце концов, представитель столь суровой науки, как физика, имеет право жить разумом, а не чувствами.
Сегодня по непонятным причинам Марина явно изменила своему стилю, густо наложив не только тени, но и тон. Ей это и впрямь не шло. «Неужели влюбилась? — екнуло сердце у Вики. — Вот здорово!» Однако, вспомнив о присутствии мужа, она сдержалась и не задала вертящегося на языке вопроса, а сразу принялась угощать. Впрочем, большого успеха в этом не достигла — Марина ела без аппетита, явно думая о другом. Честное слово, влюбилась! Только при чем тут Игорь? Не в него же, в самом деле?
— Игорь Витальевич, — тихо произнесла наконец гостья, отложив вилку, — я ведь к вам с большой просьбой. Вас, наверное, часто атакуют просители, да? При вашей-то профессии следователя… Вот и я тоже.
— Если это в моих силах, Мариночка, — серьезно ответил Игорь.
Марина кивнула и продолжила:
— Вы знаете, я работаю в Университете на физическом факультете. Там же я и училась. Можно сказать, полжизни там прошло. Моим научным руководителем был Владимир Дмитриевич Бекетов. Это выдающийся ученый, даже, возможно, гениальный. Я у него и диплом писала, и диссертацию. Два дня назад, во вторник, ему исполнилось пятьдесят. А на следующий день — вчера — его нашли мертвым.
— Кто? Где? Причина смерти? — лаконично и без особых эмоций уточнил Викин муж.
— Аня, его жена, вернулась домой и застала… тело. Причина смерти — отравление. Рядом лежал пузырек, он был взят из нашей лаборатории. И на компьютере напечатана предсмертная записка. Я, конечно, помню не дословно…
«Прощайте! Пятьдесят — максимальный срок для развития человеческого интеллекта, а деградировать я не намерен. Бекетов».
— Весьма сомнительная причина для самоубийства, — прокомментировал сорокасемилетний Игорь Витальевич. — К тому же самоубийцы обычно пишут записку от руки.
Марина пожала плечами.
— К сожалению, в данном случае… Владимир Дмитриевич на удивление прикипел к своему компьютеру, прямо-таки не машина, а любимый член семьи. А от руки он писать не любит, любую мелочь предпочитает распечатывать. У студентов бытует шутка… мол, когда Бекетову надо расписаться в зачетке, он вытаскивает ноутбук. А что касается причины… ох! — она тяжело вздохнула.
— Я внимательно слушаю, Мариночка.
— Накануне смерти… ну, то есть в день его рождения… мы собирались в лаборатории. Праздновали. И он произнес тост… речь… короче, он сказал примерно то, что и написано в этой записке. Что в его жизни наступил переломный момент и надо решать — либо смириться с постепенной деградацией, либо вовремя уйти из жизни. И если он выберет второй вариант, то проблем не будет. В лаборатории как раз имеется вещество, позволяющее быстро и безболезненно умереть. То есть та самая пробирка, которую нашли рядом с телом. Он говорил иронически, но…
Игорь Витальевич кивнул, недолго помолчал, затем уточнил:
— И что предполагает следствие?
— Самоубийство.
— Тогда… простите, Мариночка, я не понимаю сути вашей просьбы. Если я правильно понял, вы считаете это самоубийством, так же считает следственная группа, и никаких проблем возникнуть не должно. Марина встала, подошла к окну, зачем-то глянула вниз, потом повернулась к собеседнику и отрицательно покачала головой.
— Нет, Игорь Витальевич. Дело в том, что самоубийством это быть не может. Я твердо это знаю. И получается, что это убийство.
— Так, и каковы же факты? — с интересом осведомился Талызин.
— Просто я знаю, что он этого сделать не мог, — холодно ответила Марина. — Я знакома с ним с семнадцати лет, а сейчас мне тридцать пять. Значит, мы общаемся восемнадцать лет, из них десять работаем вместе. Можно, по-вашему, за это время хоть немного изучить характер человека?
— Поймите, Мариночка, — Игорь Витальевич доброжелательно прикоснулся к Марининому локтю, — если вы те же аргументы привели сегодня следователю, он вряд ли принял их в расчет.
— А он и не принял их в расчет, — совсем уж холодно подтвердила Марина. — Хотя, разумеется, я приводила более подробную аргументацию.
— Я бы очень хотел ее услышать.
— Да, конечно. Прежде всего, Владимир Дмитриевич ни за что не покончил бы с собой. Хотя… — она на миг остановилась, — ну, можно представить себе какую-нибудь совсем уж запредельную ситуацию, в которой не сумеешь поручиться даже за самого себя, но уж по такому надуманному поводу — нет, никогда. Он… по большому счету, он христианин. Наверное, многих его знакомых это сообщение удивило бы. Сейчас такое время, когда если уж кто возомнил себя верующим, так извещает об этом каждого встречного и поперечного. Обвешается крестами и ладанками, да и вообще… Владимир Дмитриевич ничего подобного не демонстрировал, но, пускай нерегулярно, посещал церковь еще тогда, когда это не слишком-то приветствовалось, и точно так же поступает сейчас. Я бы не назвала его веру ортодоксальной, но христианином он является и самоубийство считает страшным грехом.
— Да, это серьезно. Что-нибудь еще?
— Он очень боялся смерти. Он… будучи человеком более, чем умным, он прекрасно сознавал свои грехи и не больно-то надеялся оказаться в раю. Заболевая, впадал в панику, ему чудилось бог знает что, он отчаянно психовал и отчаянно лечился. Ложился в кровать, задергивал шторы и требовал, чтобы все вокруг него бегали. Здоровье у него на самом деле очень крепкое, а обе бабушки умерли далеко за восемьдесят, и в хорошие минуты он надеялся, что унаследовал их гены. Я неоднократно слышала от него, что раньше восьмидесяти он сдаваться не собирается. Он активно занимается спортом, соблюдает диету и вообще следит за собой. Если человек собирается в пятьдесят умереть, вряд ли он станет до последнего утруждать себя правильным образом жизни.
— Не люблю таких мужиков, — не удержалась Вика. — Ну, которые трясутся над здоровьем и все такое.
Но муж ее перебил.
— Все это совершенно не согласуется с заявлением на дне рождения. Со словами, что он на перепутье и, возможно, скоро уйдет из жизни. Ведь заявление было, Марина, вы подтверждаете?
— Да, Игорь Витальевич, но… — Марина немного помолчала и неохотно добавила: — Понимаете, он говорил это совершенно не всерьез. Он сам мне это потом подтвердил. Следователь, по-моему, мне не поверил, но это действительно так!
— Даже если человек говорит подобные вещи шутя, сама возможность именно такой шутки настораживает.
— Но он не просто шутил. Он хотел произвести впечатление.
— На кого? — быстро осведомился Талызин.
Его собеседница неожиданно улыбнулась.
— Вы, конечно, правы, глупо недоговаривать. Дело в том, что Владимир Дмитриевич очень нравится женщинам.