Ей почему-то стало настолько горько, что из глаз закапали слезы.
— Да, я дура, — согласилась Марина и тоже заплакала. — Ты совершенно во всем права. Если б я переспала с ним тогда, я б сейчас так не мучилась. А я его оттолкнула, сама не знаю, за что.
— Он сам виноват! — горячо воскликнула Вика, на сто восемьдесят градусов меняя собственное мнение. — Еще не хватало тебе теперь переживать! Он как этот мальчик, который кричал «волки». А когда действительно пришли волки, ему не поверили.
— Теперь все это уже неважно, Вичка. Прошлого не вернешь. Я знаю одно — как бы ни было Володе больно или обидно, на самоубийство это его толкнуть не могло. Даже если представить на минуту, что он меня… что я действительно была ему дорога… он бы продумал, как сделать, чтобы я вернулась к нему, а не убил себя. Сложные задачи всегда стимулировали его волю к жизни.
Когда раздался робкий звонок в дверь, подруги уже давно утерли слезы и даже выпили во утешение по рюмочке коньяка.
— Игорь стесняется открыть дверь своим ключом, — пояснила Вика. — Я его выгнала, чтобы нам без помех поболтать. Но ты ведь… ты, я думаю, не против… это ведь может быть важно для следствия, да?
— Перескажи ему ты, — попросила Марина. — У меня нет сил.
Игорь Витальевич, выслушав жену, задумчиво заметил:
— А я терзался — где раньше слышал фразу, что Марина — самая рассудочная и бесчувственная из женщин. Сперва это сказал Бекетов в том самом разговоре, а теперь — Кристина в разговоре со мной. То есть получается, у девочки был мотив. Так?
— Не знаю, — вздохнула Марина. — Только я теперь вспоминаю, когда я выскочила из-за перегородки… ну, после этого разговора… Кристинка стояла у стенки совершенно белая. Я еще решила, на нее так подействовал этот идиотский тост. Мне трудно объяснить, но я теперь уверена, что разговор она слышала. Но она, наверное, скорее бы уж убила меня?
— Это большой вопрос, — не согласилась Вика. — Удар ей нанес он, а не ты. Ты — так, подручное средство.
Марина сморщилась, словно от боли, и тихо произнесла:
— Бедный ребенок…
— Слушай, — удивилась Вика, — а ты действительно на нее совсем не обижаешься? Она про тебя гадости говорит, а ты ее жалеешь. Если б не знала, что ты не любишь притворяться, в жизни бы не поверила.
— Ну, — пожала плечами ее собеседница, — наверное, дело в том, что она была моей студенткой.
— Ну и что?
— Я же профессионал. У меня вошло в плоть и кровь, что характер студента, а также его ко мне отношение не должны быть связаны с тем, как я отношусь к нему. Плохо относиться к студенту я могу лишь из-за его нежелания или неумения учиться. Я так привыкла. А Кристинка, она еще… Володя не зря говорил, что она чем-то на меня похожа. Не на теперешнюю, конечно. Я очень хорошо понимаю, что она может чувствовать. А сама бросила на нее подозрение, да? Странно получается.
— Не вижу странности, — заметил Талызин. — Мне представляется естественным, Мариночка, что, раз уж вы ко мне обратились, так расскажете мне всю правду, а не ее обрывки. Я, как никак, тоже профессионал.
Марина покраснела, а Вика поспешила уточнить:
— Конечно, профессионал, и Марина тебе целиком и полностью доверяет. Просто ей жалко девочку, вот и все.
— Да успокойтесь вы обе! — не выдержав, засмеялся следователь. — Если девочка не виновата, так ничего ей не будет. Может, у нее вообще алиби? Завтра воскресенье, а вот в понедельник посажу на это кого-нибудь из своих ребят. Как говорится, не в службу, а в дружбу. Это называется использованием служебного положения в личных целях. Вот до чего вы меня довели!
— На что посадишь ребят? — жадно осведомилась Вика.
— На алиби. Некипелов якобы вел занятия — это надо выяснить у студентов. Андрей Петренко не покидал читального зала — пускай подтвердит библиотекарь. Татьяна Ивановна была на работе — тоже для порядку не мешает подтвердить, хотя в данном случае я уверен. Панин сидел дома, Лидия Петровна тоже. Надо проверить, не видел ли кто, как они выходили. Это же относится к Анне Николаевне, которая была на квартире у матери — причем одна. Так, Гуревич гулял, Кристина должна была сидеть в лаборатории… В общем, работы хватает. А основное — расспросить соседей Бекетова. К сожалению, дом без консьержки, но чем черт не шутит? Вдруг кто видел, как к Бекетову заходили? Вдруг кто узнает кого-то из наших фигурантов?
Марина улыбнулась:
— Значит, Таня вам понравилась? Я недостаточно хорошо ее знаю, но тоже думаю, что она не могла бы… как христианка, и вообще… — Она потеряла сознание, когда я намекнул, что Бекетова могли убить, зато вцепилась в эту мысль мертвой хваткой. Уж больно ей не хочется, чтобы он страдал в аду. Кстати, Марина, а вы знаете, каким образом она за него вышла?
— Я не понимаю… познакомилась с ним и вышла. Она, по-моему, родственница Лидии Петровны. А что?
— Нет, ничего.
Талызину стало приятно, что его догадка подтвердилась. Бекетов способен бросить женщину, но не предать ее. И тут Игорь Витальевич с удивлением поймал себя на мысли, что и сам, подобно большинству, думает об этом человеке в настоящем времени.
— А как вам Лидия Петровна? — неуверенно поинтересовалась Марина. — Вальяжная дама. Очень и очень обеспеченная. На редкость высокого о себе мнения. Вела себя так, будто все мы для нее ничто. Не всегда в это верится. При ее страсти к сплетням трудно представить, что она забыла ваше имя.
— А она его и не забыла, — сообщила Марина. — Она на том дне рождения явно поставила целью меня довести, и, если б Володя постоянно за ней не следил, добилась бы своего. Я ее тоже терпеть не могу, но предпочла бы просто не иметь с ней дела, а не скандалить. В умении скандалить мне с нею соревноваться глупо, все равно проиграю.
— Значит, дамочка мне врала. Любопытный факт! И, кстати, очень настойчиво пыталась обеспечить свое алиби. Убежден, что куда-то она в среду обязательно выходила — хотя, возможно, с Бекетовым это никак и не связано. Еще один любопытный факт — тайком от ее мужа они с Бекетовым перезванивались. По ее словам, он давал ей коммерческие советы. Он что-нибудь понимал в коммерции, Марина?
— Он понимал в жизни. Я вот все думаю — как он мог не догадаться, что его хотят убить? Значит, был слишком занят чем-то другим, а все остальное напрочь выкинул из головы. Иначе не мог не догадаться!
«Был занят тем, что искал способ вернуть тебя», — подумала Вика, в глубине души весьма склонная к романтизму, а вслух произнесла:
— Ну, о чем вы болтаете? Кому сейчас нужна ваша Лидия Петровна? Игорь, надеюсь, ты с Анной-то Николаевной наконец поговорил? Поглядел на нее? Она — убийца?
— Ты, Вика, многого от меня хочешь. Я такие вещи не определяю на взгляд.
— Ерунда! Конечно, это не для протокола, а для себя, но чтобы ты с твоим опытом не мог определить убийцу — вовек не поверю! Не хочешь признаваться, да? Мы тебе все выкладываем, как на блюдечке, а ты нас за нос хочешь водить? Очень честно, нечего сказать!
Глаза жены смотрели требовательно и строго, глаза ее подруги — менее требовательно, однако не менее выжидающе. Правильно утверждают французы, протяни женщине палец — она вытащит скелет!
— Она вам понравилась? — наконец, прервала молчание Марина. — Нет, не понравилась. Она действительно притворщица, изображающая наивную непосредственность. Причем изображает ее не слишком ловко. Наверное, в данную ловушку за всю ее жизнь попался только один человек.
— Да, вы правы. Панин верит ей безоговорочно. А она на деле — женщина весьма разумная и предусмотрительная.
— Разумнее, чем я, — честно доложил Талызин. — У нее сидел Панин, разбирал научное наследие Бекетова, и, пока я его допрашивал, она все тихонечко слушала из-за стенки. Так что отвечали они с редкостной согласованностью.
Вика открыла было рот, но сумела удержаться от комментария. Не дождавшись упреков, ее муж продолжил:
— Что касается моих личных наблюдений за этой дамой… О смерти мужа она скорбит не слишком. Врет напропалую, лишь бы уверить, что он покончил с собой, при этом сама убеждена, что его убили. Не будь так убеждена, не имела бы причины врать. Алиби у нее нет. Ревнива. Корыстна.