— В среднем — конечно.
— Так вот, если раз от разу, год из года нужный параметр вы всегда получаете в первой десятке опытов, вот оно, серендипити. А если в последней — парадокс Панина.
— Что?
— Простите, это я к слову.
— Панин Николай Павлович — ваш коллега и ученик Бекетова, — заметил Талызин. — Вы о нем?
— В некотором роде. Мы на кафедре так шутим. Ему в подобных вещах фатально не везет.
— А вам?
— Можете считать, что мой средний показатель — тридцать пять. Только зачем это вам?
— Вы сами сказали — я недостаточно знаю ученых и научную среду. А Бекетов, значит, обладал этим самым серендипити?
— В полной мере. Однако не склонные к зависти коллеги предпочитают называть это высокоразвитой интуицией. Огромное преимущество Владимира Дмитриевича — и основной его недостаток.
— Преимущество — это ясно, но почему недостаток?
Некипелов задумчиво посмотрел вдаль.
— Физика относится к разряду естественных наук, не так ли? То есть изучающих природу. Даже теоретическая физика — не абстрактная дисциплина, основанная на формальной логике, вроде чистой математики, а наука об основополагающих свойствах реального мира. Подчеркиваю — реального. Поэтому основа ее — эксперимент. На основании набора экспериментов выдвигается теория, единственный способ подтверждения или опровержения которой опять-таки экспериментальный. А Бекетов… он сперва сочинял теорию, а потом искал ее подтверждения.
— Но ведь находил?
— В основном да, однако с методологической точки зрения данный путь порочен. Нельзя надеяться на озарение, рано или поздно удача тебе изменит. Кстати, так оно и произошло. Если б Владимир Дмитриевич послушал меня и сменил методологию, — в голосе ученого впервые зазвучало волнение, — если б он сделал это, так до сих пор был бы жив!
— Вы считаете?
— Конечно. Когда он говорил об ослаблении умственного потенциала, речь не шла дебилизме или чем-то подобном. Он оставался крайне умным человеком, просто озарения его оставили. Так ведь можно работать и без них — но он упрям, как… Ладно, чего уж теперь! Сергей Михайлович раздраженно махнул рукой и с явным усилием возвратился к привычной корректности.
— А мне говорили, общение с Гуревичем вернуло Бекетову научную молодость, — заметил Талызин.
— Неужели? Это вам кто говорил, Гуревич? Учтите — у этого парня мания величия.
— Не только он.
— Да? Будем считать, вашему конфиденту виднее. Однако жизнь подтвердила мою точку зрения. Вы ведь знаете про тост, произнесенный на дне рождения?
— Я не уверен, что он произносился всерьез.
— Да кто ж такими вещами шутит? — поднял брови Некипелов. — Физики — народ суеверный.
— Да, кстати! Вас не удивляет, что столь верующий человек, как Бекетов, покончил с собой?
— Верующий? Да что вы! Я сказал — суеверный, а это совсем другое.
— Но разве он не был верующим?
— Ну… как большинство в наше время. Мне кажется, он был крещеный, возможно даже, иногда заходил в церковь поставить за родителей свечку. Но чтобы догматы той или иной религии казались ему предпочтительней, чтобы православие как набор определенных норм поведения играло действительно существенную роль в его жизни… абсурд!
Игорь Витальевич бросил другой пробный шар.
— А то, что Бекетов до последнего следил за своим здоровьем, занимался спортом? Нехарактерное поведение для самоубийцы.
— Вам, разумеется, виднее, — чуть улыбнулся Сергей Михайлович, — только не уверен, что самоубийство относится к мероприятиям, планируемым на пятилетку вперед. «В третьем квартале покончу с собой, а теперь пущусь во все тяжкие». Полагаю, именно пятидесятилетие — достаточно неприятная дата — навело Владимира Дмитриевича на соответствующую мысль, а до этого он жил по привычной схеме.
— Хорошо, посмотрим на ситуацию с другой стороны, — не стал спорить Талызин. — Вы говорили, Бекетов поставил всю свою жизнь на одну карту — науку. После утраты озарений его жизнь опустела, и он покончил с собой. Но разве для него не было еще одного существенного аспекта, способного сделать жизнь привлекательной? Я подразумеваю женщин.
— Восхищаюсь вашим профессиональным мастерством, Игорь Витальевич! — иронически прокомментировал Некипелов. — За столь короткое время собрать такое количество сплетен…
— Не надо быть мастером, чтобы по списку гостей на дне рождения сделать определенные выводы. Там, по-моему, собрались две категории лиц. Ученики и любовницы, я правильно понял?