Печальная сцена возникла перед Ирой, словно наяву.
— Ты что, Кристинка? Что-то случилось? Вчера, да? Он что, еще не решился?
— Просто он меня не любит, Ира, вот и все.
Это было произнесено печально и покорно, почти без интонаций.
— Да с чего ты взяла? Объясни толком!
— Просто знаю. Делает вид, что любит, а на самом деле нет. А может, и не делает виду, не знаю. Я вот вспоминала… говорил ли он мне хоть раз: «Я тебя люблю»? Нет, не говорил. Это подразумевалось без слов, слова слишком затасканы, слишком сентиментальны для наших чувств. Мне так казалось. Глупо, да?
— Он тебе сам сказал, что не любит? Я не понимаю.
— Можно считать и так. Какая разница? Я просто знаю.
Она вдруг вскипела.
— Только пусть не думает, что я дурочка, которую так легко обмануть! Пусть не думает, что я все равно буду его любить, что бы он ни делал! Вот пускай он действительно умрет, и тогда еще посмотрим, стану ли я из-за него плакать! Я только радоваться стану, вот что! Пускай он знает это! Пускай! Я его ненавижу, понимаешь, ненавижу, и он должен это знать! Да лучше б я не встречалась с ним никогда!
И, вскочив, Кристина бросилась вон.
— Она побежала к нему, — прокомментировала следователю Ира. — Только зайти не решилась. Постояла немножко во дворе и ушла.
— Откуда вы знаете?
— В среду я ее больше не видела. Позвонила ей вечером, но Ольга Константиновна сказала, она уже спит. А в четверг в универе мы узнали, что Бекетов покончил с собой. Я сразу подумала о Кристинке, как она должна переживать, и пошла к ней на кафедру, но ее не было, ее отпустили домой. Я к ней поехала, чтобы утешить, а она меня не впустила. Сказала через дверь, что никого не хочет видеть. Поэтому я уехала обратно. А в пятницу… с нею ведь в пятницу разговаривали именно вы, да?
— Да.
— Она сказала, вы дотошный, но не злой.
— Когда сказала?
— В субботу. В пятницу я не решилась к ней больше приставать, а в субботу вечером она пришла ко мне сама.
Худенькая по природе, в тот день Кристина и вовсе казалась тенью. Ира искренне обрадовалась ее приходу. К желанию поддержать подругу примешивалось чувство удовлетворения от того, что в трудную минуту та обращается к ней и ни к кому другому.
— Господи, Кристинка! Ты хоть ешь что-нибудь? Давай я сварю пельмени.
— Не надо, меня от мясного тошнит. Я ела яблоки.
— Да кто в мае ест яблоки? В них ничего уже нет.
— Остальное еще хуже. Ты знаешь, меня вчера допрашивали. В голосе Кристины наконец-то прозвучали интонации некоторой заинтересованности жизнью.
— Кто допрашивал?
— Следователь. Он расследует Володину смерть. И, знаешь, он вроде бы не уверен, что это самоубийство.
— Что? Ты серьезно? То есть Гуревич снова прав?
— Не знаю. Следователь выясняет это. Он ничего. Дотошный, но не злой. А как думаешь ты, Ира?
Ира растерялась.
— Да что я могу думать? Я ж не знаю ничего. Это ты знаешь!
— Я? Сперва я была уверена в самоубийстве. Он говорил об этом на своем юбилее, и я испугалась тогда, как последняя дурочка. Потом решила, что он издевается над нами, и возненавидела его. Убить была готова! Надо было утешить его, помочь, а я ненавидела. Все женщины — эгоистки, и мужчины правильно делают, что не любят нас.
— Ты в среду у него была?
— Нет. Пока я раздумывала, к нему как раз пришли. Я решила, что это знак судьбы, и убежала. Помнишь, я говорила тебе, Ира, — он умрет, я не заплачу? Дура была. Лучше чужой, но живой.
— Да, ужасно. Но, раз ты у него не была, ты не в чем не виновата.
Кристина мрачно пожала плечами.
— Если это самоубийство, виноваты мы все. Каждый, кто его любит, должен был отговорить его. А мы привыкли, что он ведет нас, а не мы его, и не помогли ему. Все мы сволочи, Ира.
— А если это убийство?
— Поэтому я и пришла к тебе. Я хочу узнать, как ты считаешь. Я думаю, его могла убить только Лазарева. Ты согласна со мной? Ира, не выдержав, фыркнула.
— Ты вечно к ней придираешься, но это превосходит все пределы. Да зачем ей его убивать?
— Да, я не сказала тебе главного, — без интонаций сообщила Кристина.
— Лазарева — его любовница. Уже много лет.
— Час от часу не легче! Откуда ты это взяла?
— Просто знаю.
— Ладно, пусть так. Предположим, знаешь. Так ей тем более незачем его убивать! Ты сама говоришь, лучше любовника на свете не найти.
Кристина судорожно вздохнула, начала задыхаться, но тут же вытащила баллончик и приняла лекарство. Ире стало стыдно за допущенную бестактность, и она побоялась продолжить тему. К теме вернулась Кристина: