Бери Квин
Шутка Варбурга Тэнтвула
Варбург Тэнтвул умирал. От него остались лишь кожа да кости, но он улыбался, лежа в своей большой кровати, как будто мысль об исчезновении забавляла его.
Даже в те времена, когда он пользовался относительным здоровьем, он никогда не был привлекательным. Теперь же, истощенный болезнью, он был просто безобразным. Длинные и тонкие, почти бесцветные губы плотно прижимались к мелким, на редкость хорошим зубам. Он улыбался. В маленьких, глубоко посаженных, желтоватых, безжалостных глазках появился блеск, словно отражение невидимого пламени, а на нижней губе появилась тонкая линия белых зубов, словно он прикусил ее, чтобы не расхохотаться.
— Ты по-прежнему желаешь жениться на Арабелле? — спросил он сына, поворачивая к нему сардонически усмехающееся лицо.
— Да, отец, но…
— Никаких «но», мой мальчик, — старик тихо, но жестоко рассмеялся, — никаких «но». Я тебе говорил, что я против. Ты будешь жалеть до самой смерти, если женишься на ней. — Он замолчал, и воздух свистел в его бесплотном горле. — Ну что ж, женись, если твое сердце требует этого. Я тебя предупредил… Так, мой мальчик? Не скажешь потом, что твой старый отец не предупреждал тебя… — Он упал на подушки и прерывисто задышал, как бы стараясь удержать душу, покидающую его тело, а затем резко приказал:
— Проваливай! Уходи и не возвращайся, дурак! Но помни, что я тебе сказал!
— Отец, — промямлил молодой Тэнтвул, делая шаг к кровати, но внезапно ставший яростным взгляд старика остановил его.
— Убирайся, я сказал! — проскрипел отец.
Когда дверь за сыном закрылась, умирающий позвал сиделку.
— Дайте… Дайте мне… Это фото…
Он прерывисто, с трудом дышал, но его тонкие пальцы сделали повелительный жест, указывая на фотографию женщины в серебристой рамке, стоявшую на стойке у окна.
Он схватил портрет, как драгоценную реликвию, и с минуту жадно созерцал его.
— Люси, — пробормотал он хрипло, чуть слышно, — Люси, они хотят пожениться, несмотря на мои слова. Они поженятся, ты слышишь, Люси?
Пронзительный, как у ребенка, голос поднялся и задрожал, когда старик поднес серебряную рамку к лицу.
Крик старого Тэнтвула разом оборвался, как обрывается звук свистка, когда в него перестают дуть. Фотография упала на одеяло. Челюсть старика отвисла, и он упал на подушки с насмешливой улыбкой в стекленеющих глазах.
Этикет требовал, чтобы сиделка в таких случаях ждала подтверждения врача, так что, послушная правилам своей профессии, мисс Вильямсон ждала, пока я пощупаю пульс мертвого и кивну головой. Только тогда она с ловкостью, приобретенной долгой практикой, сделала, что полагалось: завязала челюсть бинтом, связала запястья и лодыжки трупа, чтобы тело было готово, когда за ним явится представитель похоронного бюро Мартина.
Мой друг, Жюль Де Гранден, был не в духе. В черном шелковом кимоно, выглядевшем на нем траурным одеянием, уперев кулаки в бедра, он громко и образно жаловался. Через четверть часа он должен быть в театре, а этот сын и внук паршивой свиньи, садовник, до сих пор не принес гардению. Как он появится вечером без гардении в бутоньерке? Немыслимая вещь! И что делает этот грязный подонок? Почему к восьми часам здесь нет этого абсолютно необходимого цветка? Он, Жюль Де Гранден, не намерен быть жертвой дурацких прихотей проклятого козла, который считает себя садовником. Нет! Никогда в жизни! Он…
— Простите, сэр, — прервала его Нора Мак-Гиннис, появившаяся на пороге кабинета. — Там мисс и мистер Тэнтвул желают вас видеть, сэр.
— Скажите им, что меня нет! Пусть они… О Господи! Малышки!
По правде сказать, пара, следовавшая за Норой до двери кабинета, и в самом деле напоминала заблудившихся ребятишек. Дэннис Тэнтвул казался еще моложе и инфантильнее, чем я его знал, а девушка, сопровождавшая его, была так застенчива, что просто жалко было глядеть. Видимо, они боялись, ибо держались за руки, как дети, идущие ночью через кладбище, и в их глазах застыло хорошо знакомое мне выражение — такое бывает, когда рентген и анализы диагностируют смертельную болезнь.
— Мсье, мадемуазель, — маленький француз моментально задрапировался в свое кимоно и с достоинством вежливо поклонился. — Простите меня за эти несколько резкие слова, но я оказался жертвой ужасного несчастья…
Улыбка девушки оборвала его извинения.
— Мы понимаем, — пролепетала она. — У нас тоже большие неприятности, и мы пришли поговорить с доктором Троубриджем.
— А! Значит, вы позволите мне удалиться. — Он поклонился и повернулся к двери, но я его удержал.
— Может быть, вы сумеете нам помочь, — сказал я и представил ему посетителей.
— Это честь для меня, — уверил он. — Вы и ваш брат…
— Он мне не родной брат, — возразила она. — Мы кузены. Вот почему мы и пришли посоветоваться с доктором Троубриджем.
Гранден погладил кончики своих светлых усов.
— Прошу прощения, — сказал он, — я в вашей стране совсем недавно и, без сомнения, не очень хорошо понимаю ваш язык. Вам нужно советоваться с врачом потому только, что вы и этот молодой человек кузены? Видимо, я совершенно глуп, потому что не понимаю этого.
Дэннис Тэнтвул ответил:
— Не из-за нашего родства… Ну, не только, но… — Он повернулся ко мне.
— Вы были у постели моего отца, когда он говорил со мной относительно моего брака с Арабеллой?
— Да.
— В его предупреждении было что-то угрожающее, доктор. Он как бы насмехался надо мной, как бы принуждая меня к женитьбе, и, однако…
— Насчет этого есть какие-либо оговорки в его завещании? — спросил я.
— Да. Вот, смотрите.
Молодой человек вынул из кармана сложенный документ, развернул его и показал на один параграф.
«Все свое личное имущество, которое я буду иметь в час моей смерти или на которое я могу претендовать, я завещаю моему сыну Дэннису Тэнтвулу в том случае, если он женится на мисс Арабелле Тэнтвул; если же он откажется от женитьбы на вышеупомянутой Арабелле Тэнтвул, он получит только половину моего имущества. Другая же половина переходит вышеупомянутой Арабелле Тэнтвул, которая с детства жила в моем доме и была мне как дочь».
— Хм, — сказал я, возвращая документ, — можно сказать, он очень хотел, чтобы ты женился на своей кузине, хотя…
— Видите ли, сэр, — перебил меня Дэннис, — в бумагах моего отца был еще этот конверт. — Это был большой конверт из зеленой бумаги, запечатанный сургучом, с надписью: «Моим детям, Дэннису и Арабелле Тэнтвул, вскрыть только после рождения их первого ребенка».
Маленькие глазки Грандена сверкнули, выдавая его заинтересованность.
— Молодой человек, — сказал он, беря конверт из рук посетителя, — доктор Троубридж рассказал мне кое-что из того, что произошло у смертного одра вашего отца. Тут есть какая-то тайна. Я советую вам прочесть это послание немедленно.
— Нет, сэр, я не могу. Отец не любил меня и даже, как мне кажется, презирал, но я всегда повиновался ему и не чувствовал себя в силах перечить и возражать ему. Тем более, что это была его последняя воля… Но поверенный моего отца, мистер Бенбридж, сейчас уехал по делам, и регистрировать завещание будет он. А пока я чувствовал бы себя намного спокойнее, если этот документ и конверт будут не у меня, а в других руках. Поэтому я пришел просить доктора Троубриджа и… Взять их до возвращения мистера Бенбриджа и…
— И? И что же? — спросил Гранден, когда молодой человек замялся.
Дэннис снова повернулся ко мне.
— Вы знаете человеческую природу, доктор. Никто не может лучше знать ее скрытые пружины, чем врач, который видит людей, так сказать, без масок. Как выдумаете, мой отец бредил, когда предупреждал меня не жениться на Арабелле, или… — Он снова замолчал, но его взгляд был достаточно красноречив.
— Видишь ли, Дэннис, — начал я, чувствуя себя несколько неловко, — я не вижу никаких причин для сомнений. Твой отец завещал тебе все свои деньги при условии, что ты женишься на Арабелле, и, мне кажется, это указывает на его истинные чувства.