На стол его, быстро! — скомандовала я мужчинам. Затем быстро вымыла руки в умывальнике, накинула халат, достала мальвазею и начала обрабатывать ею пальцы и ладони. — Посторонним выйти! Мэтр Сильв, доставайте инструменты и эфирную траву.
Будем зашивать?
А как же! — подмигнула я ему и взяла в руки поданный мне пинцет с тампоном из мягкого волокна.
Шили мы долго, но чётко. Гость оказалась цела. А вот плоть была почти отрвана от ноги. Как мальчонка ещё не умер от болевого шока!
Как там сын? — первым делом я столкнулась с папашей в коридоре, когда вышла из лекарской.
Жить будет. Смотрели бы за дитём лучше…
Спасибо, вдова Тибо… Спасибо Вам… Я на охоте был, а ты знаешь мою клушу. Ей бы только крестиком вышивать да мечтать о небесных пряниках… — и я пригляделась внимательно к молодому мужчине. Это был муж моей соученицы Ирмы Варн Диорн. Она и в школе отличалась рассеянностью и была не от мира сего. Все ещё, помню, удивлялись, как один из молодых и сильных охотников на шатуна умудрился жениться на такой недотёпе.
Диорн? Прости, не узнала тебя. Вы, охотники, в этой одежде все на одно лицо кажетесь! — я усмехнулась. — А теперь прости. Устала.
Да-да, Тибо… Конечно…
Я вернулась домой, еле передвигая ноги. Несколько часов операции могли вымотать кого угодно! Даже здорового крупного мужчину, такого, как мэтр, к концу было не узнать. Что там говорить про меня, беременную и маленькую женщину?
Айо? Всё в порядке?
Да, папа… Всё хорошо. Незапланированная операция.
Ты бы побереглась. На что там этот мэтр… Как там его… — Ваухан Ньево потёр лоб. — Сильвио…
Сильв, папа…
Да.
Я сказала, что училась как раз зашивать такие раны. Сумархи напали на сына Ирмы Варн… Помнишь такую?
Которая постоянно теряла учебники и тетради?
Да…
Помню. Теперь потеряла сына? Иначе где бы он встретил в посёлке сумархов?
Возможно… — я опустила голову отцу на плечо. — Как там Бертин?
Пришёл уже с ученья. Выучил уроки и уже спит.
А Ави?
Гуляет опять с этим, своим…
Сокесом?
С ним…
Так поздно уже.
Вот ты вернулась — и воспитывай. Я в любовные дела не полезу!
Хорошо, папа, — я поцеловала его в щёку. — Я спать. Завтра с ней побеседую!
От усталости сон накрыл меня так быстро, что стоило закрыть глаза, как я провалилась в тёмную яму. Во сне ко мне опять прилетал чёрный вран. Он сидел на моём окне и косил одним глазом в мою сторону.
Утром угрюмый страж постучался к нам в дом в ту пору, когда солнце ещё не взошло. Глава общины звала меня. Я быстро собралась и отправилась в общинный дом. Сердце глухо стучало от волнения. Я поняла, что прибыли жрецы. И они ждать не любят. “Интересно, будут те же самые, что допрашивали меня, или другие?” — глупый вопрос, но он у меня постоянно крутился в голове. Отец опять хотел отправиться вместе со мной, но я его попросила остаться дома. Дети от громкого стука проснулись: не стоило их тревожить ещё сильнее. Я помню методы Верховных, и знаю, что теперь, даже если я совру или что-то утаю, то можно будет всё списать на беременность. По крайней мере, Арьяна повторяла это мне не один раз. Было ещё кое-что, что не следовало слышать отцу. Я не хотела, чтобы он знал подробности моей супружеской жизни с герцогом. Грубость, насилие, пренебрежение, измены и прочие “семейные радости”, что подарил мне этот нежеланный брак вольно или невольно могли стать предметом моего рассказа о другом мире. папу следовало от этого оградить. Тут же мне вспомнился муженёк и его последняя погоня за мной. Я невольно вздрогнула, подумав, чтобы было, если бы мне не помог человек Гэйелда. “Спасибо тебе, Агрейв!” Надеюсь, что у него не было из-за меня неприятностей.
Забежав в общинный дом, я заметила, что много служащих уже на своих местах. И стража, и секретарь, и писцы. И даже вдалеке светился открытый проём двери лекарской. “Странно! — подумала я. — Ведь до начала рабочего дня пара часов!”
Я выдохнула и постучала в дверь к главе.
Войдите! — произнёс незнакомый мужской голос. И я вошла, тихонько открыв дверь. — Ну, что же Вы? Смелее! — в кабинете главы, за её столом сидел неизвестный мне мужчина, совсем не жрец. По крайней мере, ничего жреческого в его облике не было. Вопреки громкому и строгому голосу, мужчина был мелок, тщедушен и сер. Именно сер. Землистый цвет лица его настолько сливался с серовато-коричневым цветом костюма, что непонятно было, где заканчивается его шея и начинается воротник-стойка сюртука.