— Замолчи… Ишь, политик какой выискался! Иди лучше напои быков! Да и клевера им кинь… А то с таким воякой, как ты, до форта не доберёмся, тут, под кустиками и останемся!
Эльга быстро навела порядок, я вздохнула свежий утренний воздух полной грудью: через несколько часов начиналась удушающая жара, и из повозки до вечера я уже не выйду.
Сев рядом с женщиной, я вспомнила взгляды, какие кидали всадники на неё. Арьяна опять оказалась права: моя маскировка работала.
— Эльга, а почему отряд был в одинаковой одежде?
— Ты что, бабуль, никогда военной формы не видела? — я в ответ замотала головой, испугавшись, что прокололась, но Эльга уже мне объясняла. — Это — воины, и они во время войны одеваются одинаково, чтобы во время сражения видеть, кто свой, а кто — чужой, ясно? — я опять утвердительно замычала, а попутчица проворчала: — из какой же ты глуши, прости меня, Великий Вен…
В этот день я поостереглась задавать вопросы, которые могли показаться глупыми, залезла в повозку и вышла из неё только во время привала, чтобы помочь в приготовлении еды.
— Зачем ты кинула в похлёбку эту траву? — вдруг спросила у меня за спиной Эльга, когда я, найдя красавку, растёрла её листики в ладонях и добавила в котёл.
— Это — красавка… Её листья очень приятно пахнут — фруктами и свежестью… Они добавят новый вкус в еду, а ещё — защитят желудок от боли, связанной с употреблением тяжёлой пищи в дороге… Они способствуют пищеварению и усвоению вяленого мяса и крахмалистых клубней…
— Странно говоришь, бабуля… А не отравишь?
Я усмехнулась и положила в рот ложку малоапеттитного варева, пересолёного и жирного. Единственный его плюс заключался в том, что оно было горячим!
Прожевав, я подцепила ещё. Эльга и Тролат вскоре присоединились ко мне, и я потом полдня выслушивала, как было вкусно, и какая я молодец, что добавила красаву в похлёбку.
— А сушить её нельзя, ну-у-у, чтобы взять с собой в дорогу или на зиму? — поинтересовалась Эльга.
— Можно… Но вкус она свой теряет, оставляя полезные свойсва лишь отчасти… Снять там кишечные колики или тяжесть после еды…
— Смотри, я немного собрала! Мы скоро покидаем эту долину, а в предгорьях красавка не растёт! — Эльга показала мне берестяной туесок, подобие которого я встречала в нашем общинном музее. В Адании такими туесками не пользовались уже лет сто.
— Замечательно! А где мне можно взять такой же? — я показала на предмет, меня заитересовавший.
— А вот доедем до форта Хэнея, там на рынке и купишь себе, а красавки я тебе отсыплю…
Моя внешность должна уже завтра была отвалиться от кожи, оставляя вместо бабушки семидесяти лет от роду взрослую женщину сорока пяти. Поэтому расстаться с Эльгой и Тролатом мне нужно было как можно скорее, не заставляя их становиться свидетелями моего перерождения!
Ночью мы стали лагерем рядом с ещё десятью такими же повозками, как наша.
— Тролат! — крикнула Эльга, как обычно, но, увидев, что несколько женщин и мужчин обратили на неё своё внимание, замолчала, пробурчав себе под нос только: — Смылся, изверг… Знает, что на людях не трону…
Мне забавна была вся эта ситуация: муж-подкаблучник и общество, от которого этот факт активно скрывался. Потом мне стало не до смеха: ушедший мужчина оставил нас, двух беспомощных женщин, разбираться с двумя упрямыми, огромными и волосатыми быками. Слава Великой, что Эльга была сильной женщиной и удерживала их под уздцы, пока я ставила перед ними тяжеленные вёдра с водой и насыпала овёс.
— Опять, паскуда, напьётся… И слово мне теперь не скажи… А как ты жила со своим муженьком, не бегал за кружкой браги? Не лазил к соседкам в окошки?
И я сразу же вспомнила свою семейную жизнь. Слава Аде, она была спокойной и ровной, как широкая река, текущая по равнине… Такая река была у нас только в Деменеции и носила такое же название…
— Нет, мы с мужем жили хорошо, дружно… Вот двоих деток прижили, — почему-то разоткровенничалась я, вспомнив своего Тибольдта. — Он у меня хороший… был…
— Двоих детей? А ты ему разве не тенни? Ведь только кашани могут родить своему миору больше одного ребёнка… Так ты была настоящей кашани? — вдруг громко сказала женщина, и я посмотрела в её глаза: там было настоящее возбуждение, восхищение, детский восторг! — Я еду с настоящей кашани! Подумать только!