уплыть на нём повезло.
Не будет, увы,
ни строчки такого толка.
Во-первых,
тогда я буду подлец и враль,
а во-вторых,
слову служит только
непопадание
на корабль.
ноябрь 2007
«Всюду слова...»
Всюду слова —
подмигивают, кивают.
Не отмахнуться от их муравьиных орд.
Я избегаю зеркал и пустых трамваев,
Не покупаю чернил,
не включаю Word.
Но зеркала настигают.
В витринах, в ванной.
Мельком заглянешь и понимаешь: влип.
Из отражённых комнат, из мути странной
Смотрит какой-то
чужой
неприятный
тип.
Он же прокрался в сумрак моих трипт
и
хов,
В тайные складки межстрочья,
в сумбур штриха.
Он улыбается страшно.
Он смотрит тихо.
Горблюсь под взглядом,
а нужно ведь жить, порхать,
Нужно пахать,
Пихать себя в турникеты,
Быть лучше всех, даже лучше, чем «лучше всех».
Чтобы потом оправдаться:
У нас ракеты.
Сметы.
Багеты.
Балеты.
Престиж.
Успех.
Минус — один: никакого «потом» не будет.
Будут больницы,
Летопись дружб и ссор,
Глупая вереница несметных буден
И одиноко мигающий злой курсор.
Травленные керосином — расстрельным рядом —
Высохшие, беспомощные слова.
Мой зазеркальный двойник не отводит взгляда.
Правлю ремни.
Покидаю клетку Е2.
сентябрь 2007
«Ковыряешь в тарелке остывших щей...»
Ковыряешь в тарелке остывших щей
И мечтаешь, что скоро с иных высот
Кто-то мудрый
и существующий,
Наконец,
всё поняв,
к тебе снизойдёт.
И погладит тебя по вихрам ласково,
И оставит в подарок пару бобов,
И, конечно, накормит стандартной сказкою,
Мол, не парься, ты, в целом, не так уж плох.
И крылатые дядьки затянут здравицу,
И восстанут из пепла былые мосты...
Вот об этом и думать забудь.
Не появится
Никаких
подтверждений
твоей
правоты.
Никаких гарантийных талонов, штемпелей,
Объявлений по радио и ТВ.
Только голод неясности — злости злей,
И зудящие буковки в голове.
октябрь 2007
«Октябрьский мрак тревожней ночного зверька...»
Октябрьский мрак тревожней ночного зверька.
Волокна сна легче дыма, острее игл.
Бордовые призраки роз, засушенных в книгах,
Клубятся вдоль полок, стекают по корешкам.
Сгоревшие письма летят из камина в ночь,
Скелеты выходят из спален и гардеробов,
Запретные мысли в худых арестантских робах
Бредут по двору, заглядывают в окно.
Октябрь — репетиция смерти. Как бы легко
Строка ни вилась, голос только темней и глуше.
Из серых ракушечных бус выползают души
Моллюсков, погибших русалок и моряков.
октябрь 2009
БЮРОКРАТИЯ
Служащий Банка Слов любит свою работу. Любит все эти права, гарантии, социальные льготы, любит бесплатный сытный обед с персиковым компотом, любит настолько, что, если нужно, готов приходить в субботу.
Он наизусть знает правила, циркуляры, списки, уклады. Он знает: банку не выгодны долгосрочные вклады. А я даже кашляю редко и падаю только на бок, такого клиента, как я, им, в общем, даром не надо.
Мне очень не повезло, я не просто родился в рубашке: похоже, на ней были вышивки, стразы, шнурки и рюшки. Пока вы пытались урвать кусок, я кушал тёплую кашку. Пока вы мёрзли, я спал у камина, пил бренди и гладил кошку.
Поэтому каждый раз, когда я прошу кредита, упомянутый выше клерк говорит мне: «Иди ты...» Иди пострадай безденежьем, влюбись, заболей, подыши гашишем, потом принеси нам об этом справку, и мы тебе всё подпишем.