Я говорю, оставь свою зелень, у меня есть вино,
Он только машет рукой, дескать, спасибо, но
Я нужен моим росткам, нужен им день и ночь.
Они зацветут через десять лет, это предрешено.
Он говорит, представь, годами хранить одно.
Это почти как идти во тьме по вешкам звёзд или нот,
Это почти как ехать домой или искать руно.
Я говорю, сиди, сколько хочешь, толку с этого нет.
Я говорю, растеньица эти просто насмешка над
Глупым тобой...
И думаю, не украсть ли одно.
«Один мой друг зимним вечером дёрнул куда-то спьяну...»
Один мой друг зимним вечером дёрнул куда-то спьяну,
Ушёл на трассу в метель,
попал под машину.
Пока родные сутками сидели в больнице,
Дежурили посменно у дверей реанимации,
Лезли ко всем приходящим обниматься,
Плакать,
пересказывать случившееся,
виниться,
Он нашёл канцелярию, обегав все этажи,
Долго мялся, робел, и в итоге вошёл без стука.
Ему предложили на выбор смерть или скуку.
И он выбрал скуку,
поскольку хотелось жить.
Британские учёные вычислили, верьте или не верьте,
Что девять из десяти склоняются в сторону смерти.
Потом его откачали, хотя уже и не чаяли,
Говорили, родился заново, говорили, чудо.
В словах его появились страсть, мастерство и удаль,
Он очень умело, почти виртуозно скучает.
Бывало, сидит, утопая в ажурных оборках блузы,
И делает вид,
что читает письмо от музы.
Какая муза, вы что! У музы артроз и дети.
Она оплыла, располнела, готовит, стирает брюки.
Такой отточенный слог бывает только от скуки.
Поэтому здесь мне, увы, ничего не светит.
Мне светят другие вещи:
погони, пальба, золотые глыбы
И сотни заиндевевших лестниц в пустое небо.
«Один мой друг завёл себе ангела...»
Один мой друг завёл себе ангела,
настоящего,
с белыми крыльями и тревожным светом в груди.
Ему предлагали рыбок, кота, гигантского ящера —
не брал: рыбок целое море, а ангел — всего один.
Нормальный попался ангел:
красивый, послушный, ласковый.
Слегка мелковат, но зато освещает комнату в темноте
и балует всех под вечер такими сказками,
каких человек не сложил бы,
да и не захотел.
Мой друг недавно устроился
на вторую работу.
Ангел в доме — не мышка, в содержании дорог.
Он же видеть не хочет супов, котлет и компота,
ему подавай нектар,
креветки,
пармезан в помидорах.
Он пьёт только чистый виски,
спит исключительно сидя,
но чтобы кто-нибудь рядом всё время стоял с опахалом.
Друг мой стоит.
Сдувает пылинки.
Всё в наилучшем виде.
Недавно они завели грифона, будто забот не хватало.
Я временами ворчу, говорю: зачем тебе это?
Пользы-то от него никакой, зато по горло возни.
Друг молча смотрит.
В усталых глазах — острые блики света.
И что-то такое...
Такое...
Не могу объяснить.
НОЧНЫЕ СТРАШИЛКИ. ФЁДОР
Фёдор живёт на свете четыре года.
Фёдор умеет читать, писать своё имя,
Греть себе суп, разводить от изжоги соду...
Фёдор берёт табуретку, включает воду.
Фёдор умеет мыть за собой посуду —
Он точно знает, что будет, если не вымыть.
Мама уходит вечером на работу,
Красит ресницы возле трюмо в прихожей.
Фёдор привык не плакать. Молчит, как в вату,
Даже когда она уходит в субботу,
Даже когда она приходит избитой.
Фёдор боится только ножей и ложек.
Их нужно драить, чистить и прятать сразу,
Нужно связать все ручки, закрыть все двери.
Главное, не оставить где-нибудь лаза:
Если забыть — оживают и в щели лезут;
Мама смотрела фёдоровы порезы,
Он ей рассказывал всё, но она не верит.