Илона, на всякий случай с головой накрывшись простыней, набрала номер Груздя.
Тот опешил, узнав, из какого заведения она звонит, и сразу запричитал:
— Надеюсь, ты не проболталась?
— Пока нет, — загадочно ответствовала Илона. Он был у нее в руках, и она могла наслаждаться, продлевая его испуг.
— Не вздумай, — зашипел Груздь.
— Да ладно тебе, не стращай, не очень-то я тебя боюсь. Лучше принеси мне лекарство.
— Ты что, обалдела? — совсем взбеленился Груздь. — Думаешь, они не поняли, откуда у тебя синяки на руках? А потом, как я приду? Меня же в этой больнице все знают, я в ней практику проходил!
Илона задумалась на полминуты, ровно столько времени ей хватило, чтобы в голове вызрел простой и гениальный план.
— Слушай, — зашептала она в микрофон.
Груздь покорно выслушал ее и заметно повеселел. План он в целом одобрил, внеся в него небольшие коррективы, и добавил под конец:
— А у тебя, девочка, голова работает.
Илона довольно хмыкнула.
Теперь нужно было связаться с матерью, помурлыкать, прикинуться раскаявшейся овечкой, пожаловаться на то, что ей здесь одной скучно.
Маман, естественно, заглотила наживку без раздумий. Оставался последний штрих:
— Мамочка, дорогая, захвати, пожалуйста, мою косметичку. Не хочется в больнице выглядеть уродкой.
Дорогая мамочка не возражала.
Мать приехала через сорок минут. Вошла в палату в песцовой шубе до пят, короткой юбке и сапогах-ботфортах выше колен. То, что послужило бы достойной оправой молодости и красоте, в данном случае только подчеркивало дурной вкус. Илона частенько, не удержавшись, в подобных случаях делала матери весьма нелицеприятные замечания, но на этот раз сочла за благо удержаться от «комплиментов».
— Моя девочка! — театрально вскрикнула Костецкая и, распахнув шубу, двинулась к кровати.
Поцеловала дочь, оставив на ее щеке отпечаток губной помады цвета красного кирпича, и пахнула умопомрачительным запахом адской смеси из духов, пудры и дезодоранта.
— Тут я все тебе принесла. — Она принялась вынимать из огромного пластикового пакета яблоки, бананы, апельсины и еще Бог знает что. — Тебе нужно больше витаминов.
— Мама, — пожаловалась Илона, — я хочу домой.
— Потерпи, детка. Врач говорит, что у тебя приступ сердечной недостаточности. А это все твой отец со своим бульдогом. Он, видите ли, забыл, что у тебя с детства сердечко слабое.
«Она ничего не знает, — подумала Илона, — тем лучше!»
— А косметичку, косметичку ты мою принесла?
— Конечно, конечно. — И мать достала косметичку из сумки.
— Спасибо, мамочка. — Илона чмокнула воздух возле материнского виска из опасения испортить неумеренный макияж, лежащий на лице Костецкой.
Илона сунула косметичку в тумбочку и, сложив руки на груди, мужественно переносила присутствие матери. Та наговорила кучу всяких глупостей, потом вспомнила:
— Чуть не забыла, когда я к тебе собиралась, зашел Олег. Какой он все-таки хороший мальчик… Жутко расстроился, когда я сказала, что ты заболела. Передал привет и пожелал тебе выздоровления. Сказал, что непременно придет тебя навестить… ну, когда тебе полегчает. Видишь, какой порядочный. Он почти что врач и понимает, что больных нельзя беспокоить…
«Вот именно», — подумала Илона со злорадством.
Мать наконец и сама прозрела:
— Ну ладно, я уже буду собираться. Врач сказал, что тебя нельзя утомлять. Пойду лучше расспрошу его поподробнее.
«Пойди, пойди, пусть он тебе поведает о «стенокардийке-тахикардийке». Бедный доктор, сейчас она его заболтает насмерть!»
Чтобы окончательно утвердить себя в должности пай-девочки, Илона, подвергаясь очередному материнскому поцелую, спросила:
— А как там папа? Он ко мне придет?
— Ну конечно, конечно, — заверила мать, — попозже заглянет. Ты же знаешь, у него дела да дела, совсем помешался на своем бизнесе.
Когда за матерью закрылась дверь, Илона предусмотрительно переждала минут пять, а потом, снова укрывшись простыней, принялась изучать содержимое косметички. Сверху лежали тушь, пудра, флакон духов, упаковка косметических салфеток… Черт, неужели нет? Илона нервно высыпала содержимое косметички на кровать и с облегчением увидела заветную коробочку, точно такую же, что возникала из кармана Груздя словно по мановению волшебной палочки. Великолепно!
Энтузиазм ее заметно поубавился, когда она вспомнила, что никогда прежде не делала инъекций самостоятельно.
«Черт возьми, — прошептала она, — лежишь в больнице, а уколоть некому!»