— Вы хотите сказать, что предлагали Ольге Черновой размен? — уточнил Ремезов.
— Да, — невозмутимо подтвердила женщина, — несколько месяцев назад. Мы предложили разменяться. То есть не мы, конечно, а Игорь. Она устроила ему истерику, обозвала хапугой. Потом стала настраивать против него дочь, а муж из-за этого сильно переживал. Бедная девочка, уверена, жила в невыносимой обстановке рядом с этими двумя истеричками и блудницами.
— Кажется, сестра Ольги с ними не живет?
— В прямом смысле нет, но что это меняет, если там вся атмосфера от начала до конца порочная?
Ремезов слушал жену Чернова с двойственным чувством. С одной стороны, его более чем устраивала ее словоохотливость, если не сказать болтливость. С другой — он испытывал к ней прямо-таки физическое отвращение: более откровенного, ничем не прикрытого ханжества и фарисейства он давно не встречал. И тут его осенило!
— Елена Анатольевна, — спросил он спокойно, — а зачем вы встречали Катю позавчера вечером у школы?
— Я… я… — Она усиленно заморгала глазами.
Ремезов уже не сомневался, что пробный шар попал в точку.
— Ну конечно, позавчера между пятью и шестью вечера вы встретили Катю Чернову возле школы и о чем-то с ней разговаривали, ведь так?
Елена Анатольевна замялась, потом нехотя согласилась:
— Да, я с ней разговаривала… В общем, меня вынудили обстоятельства… Ну, то, что ее мать тянула с разменом, хотя мы с Игорем подобрали уже несколько очень хороших вариантов. Это даже неуважительно по отношению к нам: мы потратили столько времени, а она даже не пожелала съездить посмотреть! А тут еще позвонила Вероника Караянова и рассказала, что опять застала отца с Ольгой…
— Неужели вы все это высказали девочке?
— А почему нет? Если мать настраивает дочь против отца…
— …то вам позволительно, в свою очередь, настраивать ее против матери, — продолжил за нее Ремезов.
— У меня такое чувство, словно вы хотите меня в чем-то обвинить! — взорвалась женщина. — Нельзя принимать чью-то сторону, не разобравшись до конца.
— Знаете, — честно признался Ремезов, — если говорить откровенно, то вы мне не симпатичны хотя бы уже потому, что скрыли факт своей встречи с Катей, несмотря на то, что знали о ее исчезновении. Но дело не в этом, сейчас меня интересует информация, информация и еще раз информация. Итак, сколько времени вы разговаривали?
— Не знаю… Ну, минут пятнадцать, может, двадцать… — Елена Анатольевна не скрывала раздражения.
— И что потом?
— Мы расстались, каждая пошла в свою сторону. А ночью позвонила Светлана и сказала, что Кати до сих пор нет дома.
— И последний вопрос: вы, конечно, добились своего? После того, что вы ей наговорили, Катя была сильно расстроена и подавлена, не так ли?
В принципе, говорить этого, наверное, не следовало, но Ремезов не мог сдержать клокотавшее в нем негодование.
— В чем вы хотите меня обвинить? — огрызнулась высоконравственная паучиха. — Вы пытаетесь валить с больной головы на здоровую, доказать, что в ее исчезновении виновата я, а не ее гулящая мамочка!
И тут Ремезов высказал предположение, для которого, если честно, еще не было достаточных оснований:
— Чего только люди не сделают из-за пары-тройки лишних метров, некоторые даже способны свести в могилу целую семью.
Ремезов подразумевал известный случай, когда из-за квартиры были отравлены таллием трое детей вместе с их родителями.
— Что-о?! — Тут она уже прямо полезла на стену. — А вот это вам придется доказать!
— Вот именно, — подавил в себе тяжкий вздох Ремезов.
Дверь Ремезову открыла сама Светлана. Открыла и уставилась на него своими красивыми глазами.
— Что-то случилось?
— Случилось, — подтвердил он.
Она посторонилась, пропуская его в прихожую.
— Так что же все-таки? — спросила она громким шепотом.
— Кое-кто держит меня за маленького мальчика, и до тех пор, пока он будет так поступать, пусть лучше на меня не рассчитывает.
Невозмутимость и готовность услышать печальные известия моментально покинули гладкое чело хорошенькой, знающей себе цену стервочки.