«Черт, — затосковала она, — может, и правда раздобыть где-нибудь деньги, отдать им и забрать Катьку, не вмешивая милицию. А вдруг сорвется? Пожалуй, тогда у Ремезова будут все основания для того, чтобы умыть руки со словами: «Вы сами этого хотели».
Светлана собиралась уже звонить Ремезову, когда вспомнила, что, во-первых, она не поставила в известность Ольгу, а у той может быть собственное мнение, отличное от ее. Во-вторых — это тоже пришло в голову из детектива, но уже другого, — кажется, нельзя звонить в милицию с домашнего телефона, из опасений, что он может прослушиваться бандитами.
— Еще немного, и я свихнусь, — пообещала она своему отражению в зеркале, висящем на стене в прихожей.
Оттуда на нее смотрела бледная, взлохмаченная девица с ошалелыми глазами, нисколько не похожая на обозревателя газеты «Курьер» Светлану Коноплеву.
Глава 18
Соль на свежие раны
— Так ты в отпуске или нет? — недоумевал Шестопалов.
— Меня вообще нет, — заявил Ремезов, — я дух, я фантом, я тень отца Гамлета. Можешь не принимать меня всерьез, поскольку я уже практически уволился.
— Да ну, — недоверчиво протянул Шестопалов, — а я-то думал, что это сплетни.
— Сущая правда, так что готовься принять мой портфель.
— Очень нужно, особенно сейчас, когда такое творится, такое!
Шестопалов брызгал слюной от возбуждения, что свидетельствовало о том, что творилось действительно что-то в высшей степени экстраординарное, ибо в обычной ситуации он был самым настоящим увальнем, чуть ли не засыпающим на ходу. По отделу даже ходила легенда, между прочим, основанная на реальных фактах, о том, как он однажды заснул в президиуме торжественного городского собрания, посвященного очередному Дню милиции, куда был приглашен в качестве почетного гостя. И заснул так крепко, что своим раскатистым храпом мешал докладчику. Сам Ремезов, правда, при этом не присутствовал, но неоднократно слышал занимательную историю в изложении отдельских пересмешников.
— Что-нибудь прояснилось с трупом девушки? — предположил Ремезов, на самом деле уверенный в стопроцентности этого «висяка».
— Ты сядь, сядь сначала, — многозначительно посоветовал Шестопалов, широким жестом пододвигая стул.
Да уж, после подобного вступления можно было не сомневаться — Ремезову предстояло выслушать из уст Шестопалова нечто нешуточное.
Устроившись на краешке стула, он взмолился:
— Только не тяни и не размазывай.
— «Пушку» помнишь, ну ту, что нашли в сумочке у дочки Костецкого?
— Склерозом пока не страдаю, — фыркнул Ремезов.
— Так вот, на ней полно пальчиков этой соплячки, но главное — из пистолета стреляли совсем недавно.
Ремезов напрягся: это, конечно, кое-что значило, но свежая рана, которую начальство присыпало солью, щемила. Он не забыл, что Илону Костецкую и всю остальную шпану по настоянию того же начальства отпустили на все четыре стороны. А потому Ремезов не понимал шестопаловского энтузиазма.
Тот, похоже, был несколько разочарован его прохладной реакцией.
— Ты же хотел взяться за эту девчонку, как я понимаю, — заметил Шестопалов. — Теперь они не будут возражать, это уж точно. Как говорится, при всем их уважении…
— Извини, меня все это больше не касается. Если она меня теперь и интересует, то только в связи с исчезновением некой Кати Черновой. Кстати, любящий папочка недавно упрятал Илону в больницу, но, думаю, скоро я ее непременно навещу.
— Не понял, какая еще Катя? — удивился Шестопалов. — Сам же говоришь, что увольняешься.
— Это я в порядке частной инициативы, — загадочно изрек Ремезов.
Шестопалов покрутил пальцем у виска:
— Что, крыша поехала?
Ремезов оставил без внимания неуважительную вольность бывшего подчиненного и спросил:
— Лучше скажи, задушенную блондинку еще не опознали?
Шестопалов отрицательно покачал головой.
— А что говорят жители ближайших домов, они что-нибудь видели или слышали?
Впрочем, он мог бы и не спрашивать, и так все ясно: никто ничего не видел, никто ничего не слышал.
— Просто злой рок какой-то! Два убийства за последние два дня, и по обоим ничего нет и не предвидится. Впрочем, первое — Котова — явно заказное, мафиозное, а потому проходит не по нашему ведомству, но дела это не меняет, — пожаловался Шестопалов.
— А что у нас, то есть у вас, по пропавшим?
— Издеваешься? Будто бы сам не знаешь, — усмехнулся Шестопалов. — Плохо.